Горькая полынь моей памяти
Шрифт:
– Я пойду.
– Подожди, – вспомнила она вопрос, крутившийся целый день в голове, лишивший относительного покоя с самого утра. – Ты продал мастерские?
– Да, – подтвердил он. – В следующем месяце еду в Турцию.
– Турцию?
– Это не скажется на общении с мальчиками, – тут же заверил он, будто это то, что она спрашивала. – Я вернусь довольно скоро, а потом… будет видно.
Равиль развернулся, Карима слышала, как хлопнула входная дверь, завелась машина, открылись и закрылись ворота. Она долго смотрела в стену перед собой.
Закорючка зелёная, крючок синий, золотистый листик, серебристый завиток… Закорючка зелёная, крючок синий, золотистый листик,
Рванула за дверь, за ворота, не веря, что найдёт там хоть что-нибудь, кроме дорожной пыли и тёмной южной ночи. Впереди светили стоп-сигналы. Карима, не помня себя, подскочила к припаркованной на обочине машине, оказываясь в объятиях Равиля.
Она что-то хотела сказать, как-то объяснить, пообещать, но могла только цепляться за мужскую рубашку и пытаться не задохнуться от слёз.
– Что ты, маленькая? – прошептал Равиль. Он так давно не произносил этого слова. Она стала Каримой. Просто Каримой. Безликой, как сотни других. Тысячи. Миллионы.
– Что ты, маленькая…
Как когда-то давно, в забытой юности, скрытой пеленой обид и отчаяния, в спальне Каримы.
– Что ты, маленькая…