Горькая полынь моей памяти
Шрифт:
– Нормально.
– Отлично ты учился. И закончил с золотой медалью, потому что знал – тебе надо поступить в институт, поступить самому и на бюджет, оплатить тебе учёбу оплатят, но деньги оторвут от младших, нужд семьи. И ты поступил, учишься, привык головой думать, силы рассчитывать, деньги считать.
Дамир задумался, была в словах отца логика понятная парню. Дамир – парень, сын, старший. Ему необходимо было учиться, и не только профессии, но и жизни. Но сёстры… мать, эби, разве правильно, что они экономят, урезают себя? Справедливости ради, никакой нужды в семье не было, не узнай Дамир
– А Карима? Кариме тоже необходимо учиться на отлично, поступить и закончить с красным дипломом? – Дамир усмехнулся. Не было никаких сомнений, Файзулин-старший отправит дочь в институт, вот только высшее образование ей понадобится, как третья нога. Галочка, если раньше замуж не выскочит, вернее, семья не выдаст, лет в девятнадцать. Какое уж тут образование? Муж, ребёнок, второй.
– Знаешь, сколько дочерей моих партнёров и знакомых покатились по скользкой дорожке, зная, что отец откупит, заплатит, пристроит? Девушка мгновенно может себя потерять, а с деньгами ещё быстрее. Когда Карима подрастёт, я устрою её будущее, вот тогда деньги и понадобятся, а пока пусть растёт в скромности. Про мать свою не беспокойся, она в курсе положения дел и полностью поддерживает меня.
– Она выматывается, мог бы нанять ей помощницу…
– Скажи об этой ей, если достаточно храбр, сын, – отец засмеялся, громко, раскатисто. – Твоя мать – молодая женщина, собственница, какой свет не видывал. В свой дом, свою кухню она не пустит ни одну женщину.
Дамир невольно усмехнулся, стараясь скрыть это от отца, не дело сына комментировать личную жизнь родителей. В свою кухню женщину она не пустит… а в постель, выходит, пускает.
– Не путай, сынок, семью, дом и мужа. Женщина не так дорожит мужем, как семьёй, а тем более домом. Когда-нибудь ты это поймёшь, а сейчас за работу.
Тогда Дамир не вник в слова отца, скорее всего, и сейчас, в тридцать два года, он не понял их до самого конца. В двадцать шесть же, когда подъезжал к дому детства, глядя на ветвистые, коряжистые яблони у ворот, не думал о них вовсе.
По тропинке, вдоль домов, плавно покачивая бёдрами, шла женщина. Увидев машину Дамира, она замерла на секунду, прищурила глаза, развернула плечи и пошла прямо на автомобиль, задрав нос. Юбка до середины бедра с четырьмя складками впереди, как на школьной форме, демонстрирующая не худые, скульптурные ноги. Обтягивающая кофточка, выставляющая налитую, тяжёлую грудь, туфли на устойчивом, высоком каблуке. Русая коса через плечо, глазищи в пол-лица, полные губы в яркой помаде.
Ох, и горячая эта Дашка. Фельдшер из местного медицинского пункта. Прислали её в село по направлению, если верить людям. В ту пору у неё уже был сын, неизвестно от кого пригулянный. Замужем Дашка не была никогда и не скрывала этого. По приезду ей выделили квартиру в коттедже с газовым отоплением, водопроводом и небольшим огородом, место в садике сыну, а потом и в школе, назначили хорошую зарплату. Да и жители не обделяли благодарностью, так что Дашка прижилась и, кажется, уезжать никуда не собиралась. А вскорости попалась на глаза Файзулину-старшему, с тех пор и вовсе зажила сытно. Обзавелась красивыми шмотками, ювелирными украшениями, а позже и подержанным
Дашка – далеко не первая любовница отца, Дамир это точно знал. Лет в двенадцать, встретив на улице незнакомую женщину, как-то вдруг понял, кто она и что её связывает с отцом, после короткого, перекрёстного кивка между ней и родителем. Имени её Дамир не знал или не помнил. До Дашки же была Алла, такая же сочная, яркая деваха, смотрящая на односельчан сверху вниз, пренебрегающая общением с простыми смертными, не связанными с семейством Файзулиных. Другая бы стеснялась ходить в любовницах, но не Алла. Та вроде гордилась своим положением, а потом резко пропала, переехала куда-то на север. Поговаривали, вышла замуж за военного. Дамир сомневался, но уточнять не спешил.
Дашка же нос не задирала, положения своего вроде как стеснялась, на людях особенно не афишировала, хотя и моль белёсую из себя не корчила. На своём Пежо подвозила соседок, захватывала ребятишек из садика или школы, сама моталась по делам фельдшерского пункта или к сложным пациенткам, у кого давление высокое или диабет.
Постепенно людское осуждение превратилось в жалость, а то и симпатию. Действительно, бабий век недолог, а тут такой мужчина - Арслан Файзулин - незлобивый, щедрый, интересный, что ж теперь, век одной куковать? Да и лучше, чтобы чей-то мужик на Дашку залезал, а не свой, родной муж. А с такой фактурой, ясное дело, Дашка быстро себе найдёт мужичка. Так что в особом осуждении морального облика Дарьи односельчанки были не заинтересованы.
– Здравствуй, Дамир, – Дашка поравнялась с автомобилем, перекрывшим путь, пока ждал отъезжающие ворота.
– Здравствуй, коль не шутишь, – он мазнул взглядом по женщине. Хороша, ой, хороша.
– Надолго приехал? – женщина приветливо улыбнулась.
– На три месяца, – спокойно ответил Дамир. Делить ему с Дашкой нечего, амурные дела отца его не касаются.
– Хорошо отдохнуть тебе.
– Спасибо, – он зачем-то подмигнул пышногрудой и двинулся в открытые ворота.
В гараж авто загонять не стал, решил, что не помешает помыть после обеда. Пыль просёлочных дорог осела плотным слоем на эмали, превратив чёрную краску в серо-песочные, грязные разводы.
Дамир обошёл дом, оказался на заднем дворе, замер, улыбнувшись. Он обожал бабушку, она была самым близким человеком для него, самым любимым, бесконечно дорогим. Семидесятилетняя эби сидела на низком стульчике и перебирала морщинистыми, натруженными руками черешню. Сколько же детей вынянчили эти руки, сколько внуков накормили, сколь многих одарили лаской. Эби подняла ставшие от возраста светло-голубыми глаза, некогда бывшие синими, и улыбнулась Дамиру.
– Мальчик мой, – она покачала головой, цокнув языком. – Какой ты взбудораженный. Что-то особенное случилось в твоей жизни, онык, – по-татарски внук.
– Что ты, – Дамир улыбнулся и принялся выдавливать косточки из ягод, повторяя движения бабушки. – Ничего не случилось. Немного засиделись с Равилем, прости, если огорчил.
– Чем ты мог огорчить меня, глупый? Гуляй, пока гуляется. Ешь, пока естся, спи, пока спится. Как поживает твой друг?
– У него всё хорошо.
– Слышала, он доволен работой у Арслана?