Горькая радость

Эдда и Грейс, Тафтс и Китти. Две пары близнецов, дочери преподобного Томаса Латимера, пастора англиканской церкви Святого Марка в городе Корунда, Новый Южный Уэльс, Австралия.

Они сидели на четырех изящных стульчиках перед незажженным камином. Огромная гостиная была заполнена щебечущими дамами, приглашенными Мод, женой пастора, чтобы отметить событие, до которого оставалось меньше недели: дочери пастора покидали родительский дом, чтобы работать сиделками в главной больнице Корунды.

«Меньше недели, меньше недели!» —

Сбоку от стула Эдды, самом крайнем из четырех, в деревянном полу была дыра. Заметив в ней какое-то движение, она застыла и сдержала усмешку. Крыса! Только ее здесь не хватало! Надо погромче взвизгнуть и поднять крик, думала Эдда, глядя на высовывающуюся голову. Вот будет переполох!

Но, присмотревшись, она в ужасе застыла. За блестящим черным клином с подрагивающим языком — ну и головища! — последовало черное лоснящееся тело толщиной с женскую руку. И жуткая тварь продолжала вылезать — семифутовая черная змея с красным брюхом, да к тому же ядовитая. Как она пролезла сюда?

Стоит ей высвободить хвост, и она бросится куда угодно. От кочерги, стоявшей по другую сторону камина, Эдду отделяли ни о чем не подозревавшие Тафтс, Грейс и Китти, так что на это орудие надеяться не приходилось.

Сужающиеся ножки ее стула внизу были не толще тюбика помады. Глубоко вздохнув, Эдда приподнялась вместе со стулом и поставила его переднюю ножку прямо на голову змее. Потом резко опустилась на сиденье и вцепилась в его края, полная решимости противостоять самому яростному сопротивлению, подобно Джеку Терлоу, объезжающему лошадь.

Ножка стула угодила змее как раз между глаз, и она взвилась в воздух всем своим семифутовым телом. Кто-то пронзительно вскрикнул, потом закричали все, а Эдда Латимер изо всех сил старалась удержать стул на змеиной голове. Змея судорожно извивалась и колотила хвостом, нанося удары не хуже мужского кулака, столь сильно и стремительно, что, казалось, вокруг стула бушует вихрь, темная сила, сметающая все на своем пути.

Женщины в панике бегали по комнате и вопили, не спуская испуганных глаз с Эдды, сражающейся со змием, но подойти помочь никто не решался. Никто, кроме бесстрашной красавицы Китти, которая, бросившись к камину, схватила томагавк, которым кололи щепки для растопки. Уворачиваясь от змеи, она сумела пробиться к стулу и двумя ударами отсекла гадине голову.

— Можешь слезть со стула, Эдс, — сказала Китти, бросая топорик. — Ну и страшилище! Ты будешь вся в синяках.

— Ты сумасшедшая! — всхлипнула Грейс, роняя слезы.

— Вот дурехи! — с чувством бросила Тафтс, имея в виду Эдду с Китти.

Побелевший Томас Латимер был слишком поглощен хлопотами вокруг второй жены, бившейся в истерике, чтобы сделать то, к чему его призывал отцовский долг, — похвалить отличившихся дочерей.

Крики и возгласы наконец утихли, напряжение в гостиной несколько спало, и самые бесстрашные дамы даже отважились подойти к поверженной змее, чтобы лично убедиться в ее кончине — да это просто монстр какой-то! В то время как миссис Энид Тридби и миссис Генриетта Бердам помогали преподобному утешать Мод, все остальные, кроме самих сестер, мгновенно забыли о цели сборища. Умами владело лишь одно — странная Эдда Латимер убила ядовитую змею, и пора бежать домой, чтобы предаться там любимому занятию женщин Корунды — сплетничать, распускать слухи и предаваться домыслам.

Близнецы двинулись к столику с угощением и, налив чай в тонкие чашки, набросились на сандвичи с огурцом.

— Ну разве не дуры? — вопрошала Тафтс, размахивая заварочным чайником. — Можно подумать, на нас бы обрушились небеса! Вполне в твоем духе, Эдда. А если бы ты ее не удержала? Что тогда?

— Тогда, Тафтс, я бы обратилась за советом к тебе.

— Ха! Пустые хлопоты, ведь к тебе на помощь устремилась наша отчаянная Китти.

Тафтс бросила взгляд на гостиную.

— Черт возьми, да все расходятся! Налетай, девчонки, теперь наедимся до отвала.

— Мамаша дня два будет приходить в себя, — весело предположила Грейс, протягивая пустую чашку. — Удар посильнее, чем потеря четырех бесплатных домработниц.

Китти громко высморкалась.

— Вздор! Для матери потеря бесплатных прислужниц гораздо страшнее, чем какая-то там змея, будь она хоть в сто раз больше и ядовитее.

— Мало того, когда мать придет в себя, она первым делом прочтет Эдде проповедь, как убивать змей, соблюдая внешние приличия, — не унималась Тафтс. — А то ведь возникла ненужная суматоха.

— Признаю свою вину, — мирно отозвалась Эдда, намазывая булочку толстым слоем джема со взбитыми сливками. — М-м! Если бы не я, сидели бы вы сейчас без булочек. Все бы подчистили матушкины подружки. — Она засмеялась. — Уже в понедельник, девочки! Со следующей недели мы начинаем самостоятельную жизнь. Без всякой мамочки. Надеюсь, я не задеваю чувств Тафтс и Китти.

— Не задеваешь, — мрачно подтвердила последняя.

Нельзя сказать, что Мод Латимер делала все со злым умыслом, в ее собственном представлении она была золотая мачеха и образцовая мать. Эдда и Грейс достались ей от первого брака мужа, а Тафтс и Китти были ее собственными дочерьми, но разницы между ними она никогда не делала, о чем спешила сообщить всякому, кто проявлял хоть малейший интерес к семье приходского священника. Разве могут быть обузой такие чудесные крошки, тем более для женщины, которая без ума от детей? Возможно, ее благие намерения претворились бы в жизнь, но своевольная игра природы внесла в них некоторые коррективы. Дело в том, что Китти, младшая из близнецов Мод, была настолько красива, что остальные сестрички просто терялись на ее фоне, подобно бледной луне в лучах ослепительного солнца.

Китти, начиная с самого раннего детства и вплоть до той злополучной вечеринки, восхищала Мод, и та не переставала превозносить ее совершенства всякому, кто имел неосторожность оказаться в пределах слышимости. С такой оценкой нельзя было не согласиться, хотя вид Мод, гордо ведущей Китти за руку, и трех ее сестричек, следующих чуть поодаль, уже изрядно всех утомил. В конце концов общественность Корунды пришла к единодушному мнению, что так Мод лишь перессорит сестер, сделав из них непримиримых врагов — ведь Эдда, Грейс и Тафтс наверняка ненавидят Китти! Ну кто из нее может вырасти? Конечно же, противная, испорченная и нестерпимо самодовольная особа.