Горькая услада
Шрифт:
— Ах, дорогая, какой неожиданный финал! Прости, ради Бога, что я смеюсь.
Сильвия молчала; она чувствовала себя униженной, и ей хотелось плакать от острой обиды. Стараясь подавить гнев и возмущение, она закурила.
Наконец, успокоившись, Фернанда спросила:
— А с того момента, как этот идеальный муж увидел, что тебя целует кто-то другой, все его необычайные качества исчезли?
— Монти не поверил мне, что между нами ничего не было, — просто ответила Сильвия. — Вот почему я ушла от него… и пришла к вам.
Краска сбежала с ее лица, глаза потемнели от слез, которые
— Ты пришла ко мне, дорогая, — ласково сказала она, — и я очень рада этому. Конечно, я помогу тебе. Но ты должна пожить у меня немного, отдохнуть и развлечься после всего, что пережила за последнее время. — Она погладила холодные пальцы Сильвии. — А теперь, деточка, Манелита приготовит тебе постель, и ты поспишь немного, а потом мы поедем в Эрбле… хозяева замка устраивают вечеринку. В лесу сейчас изумительно красиво — все в золоте и багрянце — тебе, наверное, очень понравится.
Сильвия прошла вслед за Манелитой в ту же великолепную комнату, где она жила год назад, перед отъездом в Ирландию. Лежа в постели и любуясь спущенными изящными шторами, перед которыми стояла высокая ваза, наполненная алыми розами, Сильвия погрузилась в воспоминания.
Так мало времени прошло с тех пор — и так много перемен и горя было в ее жизни.
Манелита вошла в комнату и принесла бисквиты, фрукты и кофе со сливками. Сильвия позавтракала и уснула.
Она проснулась вечером. Топился камин, пахло нежностью леса и смолой.
— Вечера с приближением осени становятся прохладнее, не правда ли, мадам? — спросила горничная.
Сильвия кивнула в ответ; она еще не совсем проснулась и плохо соображала, что ей говорят.
Немного спустя Манелита появилась снова, приготовила для Сильвии ванну и принесла прелестное платье и туфли, присланные Фернандой.
Несмотря на то, что Сильвия была несчастна, что в глубине ее души жил страх перед будущим, — молодость взяла свое: ее охватило приятное возбуждение, когда, стоя перед зеркалом, она оправляла мягкую ткань платья.
Вечеринка… Фернанда… снова Париж.
«Как все это мало похоже, однако, на подготовку к суровой трудовой жизни», — слегка усмехнулась Сильвия.
Еще меньшей подготовкой к этому, пожалуй, была поездка с Фернандой в гости. Сын хозяина дома, Гастон, очень милый юноша двадцати двух лет, который обожал спорт, но сам не мог заниматься им вследствие своего слабого здоровья, все время разговаривал с Сильвией. Она весело рассмеялась какой-то шутке, когда за ее спиной чей-то голос произнес по-английски:
— Как поживаете, мисс Сильвия?
Это был Поль Васси, очень популярный в театральном мире Парижа врач, — тот самый, который взял на себя заботу о леди Дин и послал за Килдером. Сильвия с чувством искренней симпатии пожала протянутую руку Васси.
Она стала расспрашивать его о состоянии Додо. Врач дал очень подробный, но малоутешительный ответ.
— А что у вас слышно? — спросил он. — Что вы делали все это время и делаете сейчас?
Сильвия, конечно, не знала, что Васси на своем веку, как врач, выслушал гораздо больше
Они вышли на террасу. Васси очень внимательно выслушал Сильвию, и когда она кончила, спросил:
— Вы действительно хотите работать?
— Да. Я приехала к Фернанде только потому, что мне некуда было деваться.
«А квартира Фернанды отнюдь не подходящее место для вас», — мысленно добавил Васси. Он обернулся:
— Послушайте, мисс Сильвия, не согласились ли бы вы поступить в качестве компаньонки к одной даме? Она очень молода — ей всего двадцать лет, невероятно богата и эксцентрична. Она недавно перенесла сильное нервное потрясение… Вы бы сделали доброе дело. Я хочу направить ее в Антибы, около Канн, знаете? Она — американка. Вышла замуж за очень милого молодого человека, которого я хорошо знаю. Но так как ей все невероятно быстро надоедает, то она бросила его, надеясь, что он будет преследовать ее, умолять, требовать объяснений, и она, таким образом, испытает новые ощущения. Но на этот раз прогадала: Тексель не стал ее искать, он сделал вид, что забыл о ее существовании, и она от огорчения заболела нервным расстройством. Улыбается ли вам такая перспектива?
— Вполне, я согласна на все. А миссис Тексель ничего не будет иметь против? — спросила Сильвия.
— Что же сообщить ей? — задумался Васси. — скажу только, что вы дочь леди Дин и хотите работать. Я завтра утром поговорю с миссис Тексель, и если она согласится, то заеду за вами около двенадцати. Вам это удобно?
— Как мило с вашей стороны! — взволнованно сказала Сильвия, пожимая его руку. Было так отрадно сознавать, что все устроено, что она будет обеспечена материально и совершенно независима. — Я вам бесконечно благодарна! — добавила она.
Васси слегка покраснел. Он не забыл Сильвию и отлично знал, что никогда не сумеет забыть ее.
Миссис Линда Тексель занимала весь первый этаж дома. Сильвия вошла в широкий коридор, вдоль стен которого стояли кадки с розовыми и голубыми гортензиями. Эти цветы ежедневно заменялись свежими или совсем выбрасывались, если таков был каприз миссис Тексель.
Комната, в которой она приняла Сильвию, была в золотисто-кремовых тонах. Миссис Тексель была одета в стиле Джульетты: на голове — шелковый, так плотно прилегавший тюрбан, что ни одна прядь ее светлых волос не выбивалась из-под него, черное платье с рукавами, облегавшими руку до локтя и переходившими затем в огромные буффы, густо обшитые жемчугом. Тюрбан был изумрудного цвета.
И почти никаких драгоценностей, кроме огромного, величиной в шестипенсовую монету, бриллианта, которым был заколот тюрбан, и такого тонкого обручального кольца из платины, что оно казалось ниточкой.
Она была очень тонкой и бледной и выглядела необычайно хрупкой.
Когда Сильвия вошла в комнату, Линда Тексель отвернулась от окна, около которого стояла, и уставилась на нее. Васси, улыбаясь, наблюдал за ними.
Наконец миссис Тексель сказала мягким голосом:
— Вы мне нравитесь. Я так рада этому.