Горькие плоды смерти
Шрифт:
– Я представил тебя с дельфинами, – сказал Маккеррон своей коллеге.
– А я, Алистер, не могу представить тебя убивающим даже муху. Кого угодно, но только не тебя, – заявила Холси. – И вообще, не с твоей…
– Ты имеешь в виду мою ногу? – уточнил мужчина. – Это все виноват тот тип, из-за которого она неправильно срослась. Это надо же было так сделать… Не врач, а кусок собачьего дерьма!
– Я хотела сказать, не с твоей тонкой натурой, – поправила себя его собеседница. – А твоя нога… Это всего лишь нога. Одна короче другой? Я видела твой второй башмак и знаю, как
– Меня не взяли в армию. Я вообще никому не был нужен, – признался Маккеррон. – Ну, кроме Каро. Для нее я был вполне себе мужчиной.
– Глупости. Конечно же, ты мужчина, – ответила Шэрон.
Она затащила его в постель в их третью встречу. Правда, то была не ее постель. И не его. Миссис Холси позвала его в Йовил, на встречу с работниками тамошнего магазина. По ее словам, это «пошло бы на пользу делу, когда к работникам приезжает самый главный начальник».
Обычно Маккеррон ложился в постель сразу после того, как фургоны отвозили утреннюю выпечку в магазины, разбросанные по всему Дорсету. На работе он был уже в половине третьего утра и, пробыв пять часов на ногах и почти не спав ночью, нуждался в коротком сне. Однако совет Шэрон имел смысл. Не вздремнет ли он пару часов? Что он от этого потеряет? Практически ничего, подумал тогда Алистер.
Встреча в магазине прошла в соответствии с планом, но вот вторая его часть оказалась для Маккеррона полной неожиданностью. По плану они с Шэрон отправились в соседнюю гостиницу выпить кофе. Кофе привел их в номер на втором этаже, который миссис Холси заказала заранее. Как она пояснила: «Я заказала тебе номер, Алистер, чтобы ты немного поспал. Подозреваю, что ты сейчас еле держишься на ногах. Может, все-таки поднимешься наверх и вздремнешь?»
Он согласился, а затем – да простит его бог! – добавил:
– Но только с тобой.
Вот так все и началось. И потом он не чувствовал абсолютно никакой вины – скорее, безмерную благодарность за то, что господь подарил ему эту удивительную женщину.
Странно, но так оно и было. Шэрон принадлежала ему. Чтобы он заботился о ней, любил ее, лелеял, и… «Что еще? – спрашивал он себя, когда они расстались в первый раз. – Что, о господи, мне теперь делать?»
Ответа у Алистера на это не было, и он начал его искать. Единственным же доступным ему способом получить этот ответ было снова оказаться с ней в постели.
Маккеррон сказал себе так: ему нужно понять, что они значат друг для друга. Ведь если ему придется принимать решение, что же им делать дальше, он должен точно знать: то, что происходит между ними – это отнюдь не та животная похоть, которая воспламеняла его в первые дни с Каролиной.
В результате, теперь Каролина занимала его мысли основную часть времени. Но разве могло быть иначе? Разве можно бросить женщину, которая прошла через то, через что прошла его жена? Для нее это был бы смертельный удар. Алистер же на такое никогда не пойдет.
Каролина стирала его белье, готовила ему еду – и вот вдруг он скажет ей, что влюбился в другую женщину, причем даже сильнее, чем когда-то в нее. И добавит: «Давай посмотрим правде в глаза, Каро, что у нас с тобой есть общего? Не слишком
Они с Каролиной собирались ужинать в саду, и он с трудом представлял себе этот момент.
Впрочем, до этого сценария не дошло, потому что жена пришла к столу с пачкой фотографий, присланных неизвестно кем. Слава богу, что на них был запечатлен то лишь долгий поцелуй, то как они с Шэрон держались за руки или как он гладил ее по восхитительной попке. Нет, конечно, уже это было скверно. А вот реакция Каролины напугала Алистера. Никакой ярости, никаких слез, никаких обвинений. Лишь предложение, которое она сделала, когда Маккеррон оторвал взгляд от фотографий, которые она положила ему на тарелку вместо привычного сандвича.
Она готова убить себя, если это то, чего он хочет, сказала Каролина. «Я вижу, что ты ее любишь. Я вижу, что ты хочешь ее, и кто посмеет обвинить тебя, потому что посмотри, на кого я стала похожа. Но это потому, Алистер, что я не могу пережить смерть Уилла, – добавила она. – Я пытаюсь, но мне не удается, и поэтому я ничего не могу тебе дать. Ты значишь для меня все на свете, но я никогда не была всем на свете для тебя. Я не разведусь с тобой, потому что при разводе ты потеряешь слишком много, когда дело дойдет до финансовой стороны, а ты этого не заслуживаешь. Но я убью себя, если ты этого хочешь».
Бог свидетель, он этого не хотел! Маккеррон вскочил на ноги и стал умолять ее простить его «за эту глупую интрижку с Шэрон». Он сам не понял, как это произошло, сказал он тогда.
Он почему-то начал рассказывать ей про магазин в Дорчестере, про новое помещение в Паундбери, про то, что пришлось уволить продавщицу в Корфи и что нужно привозить больше выпечки в Уорхэм… Какое это имело значение? Он лепетал что-то бессвязное, он умолял, он признавался в том, в чем считал нужным признаться, лишь бы Каролина поверила в то, что он не испытывает к Шэрон Холси никаких чувств.
И Алистер почти убедил себя в этом. Он нашел в себе мужество заявить Шэрон, что их ничто не связывает, ни сейчас, ни в будущем. «Чуточку разнообразия, верно?» – так он тогда сказал и заставил себя уйти прочь, лишь бы не видеть, как его помощница побледнела и изменилась в лице, сраженная этим его заявлением.
Два дня и три бессонных ночи Алистер чувствовал себя этаким благородным героем. А затем позвонил Холси. Он не мог без нее, признался Маккеррон.
– Ты создана для меня, – сказал он ей.
Когда они, вновь насытившись любовью и глядя друг другу в глаза, лежали на ее старой металлической кровати, Алистеру казалось, что он со всем справится.
Потерять половину того, что он имел, – подумаешь, какая ерунда, ведь у него останется Шэрон! Он отдаст Каролине дом. Он отдаст ей половину магазинов. Если придется, он отдаст ей душу. Однако, когда он коснулся этого вопроса, жена подтвердила свое обещание делом. Вскрыла себе вены, чтобы он понял, что она не шутит.
Алистер был пойман в ловушку, но не мог расстаться с Холси и пока лишь пообещал и себе, и ей, что обязательно найдет выход.