Горькие плоды смерти
Шрифт:
Шэрон не завешивала шторами окна своей спальни. Как выяснилось, она никогда этого не делала. Ей нравилось, когда лунный свет скользил по ее комнате, нравилась возможность видеть звезды, и она видела их, потому что окно было на задней стене дома и выходило на выпас, и не было никаких барьеров, кроме ограждения из колючей проволоки и темнеющего леса вдали.
Она спала, и Маккеррон застыл, не сводя с нее глаз. Он позволил себе ощутить силу своего желания. С Шэрон, если им будет дана свобода идти по жизни своим путем, все казалось возможным. Ему пришло на ум слово «да», и это «да» включало в себя все, что отметало прочь такие вещи, как долг, обязательства, обещания… Он сказал себе, что, если останется
Алистер поклялся, что не даст никаким обстоятельствам разрушить его жизнь с этой прекрасной женщиной, что сейчас лежит перед ним и безмятежно спит.
Шэрон открыла глаза. Она нисколько не испугалась и не вздрогнула, как повела бы себя любая другая женщина, разбуженная мужчиной у ее постели. Она тотчас поняла, кто перед нею, потому что сразу сбросила с себя одеяло и протянула ему руку.
На ней была тонкая ночная рубашка, сквозь прозрачную ткань которой ее ночному гостю были видны коричневые кружки сосков и темный треугольник между ног. Когда Холси с вопросительной интонацией произнесла имя Алистера, он сказал, что всего лишь хотел ее увидеть.
– Тебе не спится? – спросила она его.
Он ответил, что да, этой ночью ему не спится, но это не имеет значения, потому что ему все равно через два часа на работу.
– Тогда, может, займемся любовью? – был ее следующий вопрос.
– Нет. Я просто хотел посмотреть на тебя, – последовал его ответ.
Тогда она села в постели, сняла через голову ночнушку и бросила ее на пол, а затем легла на бок, и в эту секунду Маккеррону вспомнилась картина, которую он видел когда-то давно, в каком-то лондонском музее, куда он забрел, чтобы укрыться от неприятного зимнего дождя. На той картине была изображена пышнотелая обнаженная женщина, лежащая на боку, на которой было одно лишь жемчужное ожерелье. Руки ее были закинуты за голову, а в углу стояла… по всей видимости, служанка. «Кажется, чернокожая?» – попытался вспомнить Алистер. Этакий страж уязвимой наготы своей хозяйки.
Обнаженная женщина как будто предлагала себя художнику, как сейчас, закинув одну руку за голову, а вторую положив на бедро, предлагала ему себя Шэрон. Он придвинул к постели единственное кресло и спросил, не холодно ли ей лежать так, ничем не накрытой.
Она сказала, нет, потому что в комнате тепло. Хотя окно и было приоткрыто на ночь, никакого сквозняка не чувствовалось. Шэрон спросила, не хочет ли он лечь к ней в постель.
– Ты ведь не спал этой ночью, не так ли? – прошептала она, а потом добавила, так тихо, что ее друг не услышал бы, если бы не прислушивался: – Что она сделала?
Маккеррон помотал головой и сказал, что ей не о чем беспокоиться. Потому что она – его бодрствование и его сон. Она – земля, по которой он ступает.
Не сходи с ума, Алистер, сказала ему Шэрон. Я просто плоть и кровь.
Не для меня, ответил он ей.
Октябрь, 14-е
Барбара позвонила Рори заранее, через несколько минут после того, как, приехав на работу, обнаружила на телефоне ее сообщение. Впрочем, Стэтем ей не ответила – не иначе как была в душе или выгуливала собаку. Поэтому Хейверс оставила ей сообщение о том, когда Виктории следует ее ждать в Фулхэме, и спокойно отнеслась к тому, что ей не ответили. У нее и без того хватало дел, причем поважнее. А первым в их списке значилось разрешение уйти с работы в рабочие часы.
Сержант задумалась. Благодаря вмешательству инспектора Линли стало возможным повторное вскрытие. У Томаса имелось два ценных знакомства, которыми он воспользовался в типичной для него аристократической манере: судмедэксперт был его однокашником по Итону, а с суперинтендантом из Кембриджа
Изабелла Ардери вряд ли бы это одобрила. Барбара Хейверс была нужна ей там, где она могла ее видеть, могла управлять ею и наброситься на нее с нападками в любой момент, как только та сделает неверный шаг. Не исключено, что она уже купила Барбаре билет без даты до станции Бервик-на-Твиде, пребывая в уверенности, что девушка не сможет долго работать без всяких огрехов.
Так что вряд ли Ардери даст ей «добро» на вылазку в Фулхэм в рабочее время. Вместо этого она велит Линли воспользоваться услугами курьера. Или даст указание сделать это ему самому. Или скажет, что это дело можно поручить какому-нибудь констеблю.
На что Томас, конечно же, возразит, что такое простое дело, как поездка сержанта Хейверс к той женщине в Фулхэм – это именно то, что нужно начальнице, чтобы проверить уровень профессионализма сержанта и реальную глубину изменений в ее характере. Вряд ли Изабелла собирается вечно держать ее на коротком поводке, и единственный способ проверить, можно ли доверять ей, – это дать возможность где-нибудь напортачить.
Он так и скажет – Изабелла, подумала Барбара. Та же потребует, чтобы он называл ее «мэм», «шеф», или «босс», или даже «суперинтендант». На что инспектор захочет напомнить ей те потные мгновения, когда он стонал, или бормотал, или выкрикивал ее имя, лежа вместе с ней на комковатом матраце где-то в Лондоне. Это, конечно, может сработать и против него, но Хейверс решила, что вряд ли. Когда того требовали обстоятельства, Ардери и Линли, как бывшие любовники, прикрывали друг друга независимо от того, готовы они были это признать или нет.
Поэтому когда Томас, после его встречи с Изабеллой, подошел к девушке, протянул ей отчет и сказал: «Не переходите за эту линию, Барбара», это не стало для нее сюрпризом. В свою очередь, она, сделав честные глаза, пообещала быть образцовым сотрудником полиции – и, что самое главное, не солгала.
В первые мгновения сержант спокойно отнеслась к тому, что, нажав кнопку звонка входной двери напротив имени Рори, она не дождалась ответа. На улице начинал накрапывать дождь, но на Барбаре был плащ, а дверной проем служил довольно надежным укрытием от ветра и даже позволил закурить сигарету. Усладив легкие никотином, Хейверс позвонила в звонок еще раз.
И вновь тишина. Судя по табличке с именами жильцов, Виктория Стэтем жила на втором этаже. Барбаре показалось, что из-за балконной двери при втором звонке послышался собачий лай.
Что уже настораживало. Сержант нажала на другую кнопку, и ей ответил мужской голос. Она представилась и пояснила, что привело ее сюда. «Не могли бы вы открыть входную дверь и впустить меня в дом?» – спросила она. Дело в том, что ей не ответила обитательница квартиры номер три, но она слышала, как в той квартире залаяла собака…