Горькие ягодки
Шрифт:
– Ну хорошо, Марианна, – наконец-то переходит на серьёзный тон Эдуард Андреевич, – ты хотя бы согласна с тем, что руководитель компании имеет полное право выплатить премию на своё усмотрение любому сотруднику? В частности, за переработку?
– За какую переработку? – не понимаю я.
– Ну как же, за какую? А кто ждал меня тогда с пяти утра? Ещё и на морозе в придачу?
– С каких пяти утра? Вовсе не с пяти…
– Ну как же, твоя подружка сказала тогда, что ты ждёшь меня с пяти утра и что уеду я отсюда только через её, твоей подружки,
– Правда? Элька так и сказала?
– Так и сказала. Ещё и раскидала моих телохранителей как кегли! Ха-ха-ха!
– Ну Вы придумываете всё, Эдуард Андреевич! – невольно улыбаюсь я.
– Не придумываю, а лишь преуменьшаю способности твоей подружки к убеждению. Ха-ха-ха! Боевая девчонка. Вас там, в вашем педагогическом университете, наверное, готовят к любым экстремальным поворотам, а, Марианна? Разумно, разумно. С сегодняшними школьниками, конечно, надо быть готовым ко всему.
Ну даёт Элька. И что она наговорила ему такого?
– Так что, всё по правилам, всё по закону, Марианна, – другим тоном, на который я уже не решаюсь возражать, резюмирует наш разговор Эдуард Андреевич, – но я с тобой не об этом хотел поговорить, – продолжает он. На этот раз Эдуард Андреевич говорит совсем по-другому, слегка робко, что ли.
Попутно удивляюсь, до чего же мгновенно происходит смена интонации в речи моего собеседника. Эдуард Андреевич, наверное, отличный оратор. Ну да, он же руководит огромным коллективом. Поневоле необходимо владеть ораторским искусством. А вообще, странно, конечно. Что такого ему могло от меня понадобиться?
глава 71
Марианна
– Понимаешь, девочка, тут такое дело… – немного нерешительно начинает Эдуард Андреевич, – у меня ведь тоже есть мама, хотя я и кажусь тебе, наверное, совсем старичком.
Я не знаю, что ответить, очень уж неожиданный поворот. Да, собственно, и не успеваю.
– Она, конечно, уже очень старенькая, – продолжает слегка окрепшим голосом Эдуард Андреевич, – но довольно бодрая. И, конечно, очень переживает за своего сына, его семью, внуков…
Эдуард Андреевич ненадолго замолкает. Я по-прежнему затрудняюсь поддержать нашу беседу в таком ключе.
– И знаешь, Марианна, тогда… После нашей с тобой первой встречи в метро… Конечно, мы пытались объяснить ей моё пребывание в больнице более безобидными причинами, чтобы не волновать нашу бабушку… Но мою маму не проведёшь, поэтому пришлось полностью ввести её в курс дела.
Всё это время моя мама молилась за тебя, Марианна. Впрочем, как и вся наша семья… Да, да, я знаю, что ты хочешь сейчас сказать про каждого, кто поступил бы так же. Не нужно. Просто для нашей семьи ты, Марианна, прекрасный светлый ангел, сошедший к нам с небес, как говорит наша бабушка.
– Ой, ну что Вы… Какой там ангел… – Эдуард Андреевич говорит мне такие слова, а мне кроме типового «так поступил бы каждый» действительно ничего в голову не приходит.
– Я, конечно, не собираюсь докучать тебе
То есть, успеть завершить свои самые важные дела, осуществить заветные желания. Вот и моя мама… Она мечтает увидеть тебя, Марианна. Взглянуть хоть одним глазком, как она выражается. Говорит, что только после этого сможет умереть спокойно. Ты извини, пожалуйста, что я решился попросить тебя об этом…
– Ой, ну что Вы! Конечно, пожалуйста, – я немного растеряна. Мне пригласить маму Эдуарда Андреевича к нам в гости? Но… как же… Алёнка с Анжелой так похожи…
Да, Анжела не заметила особого сходства, ведь саму себя в таком возрасте, естественно, не помнишь, а свои младенческие фотографии она вряд ли так уж внимательно рассматривала, да и не сравнится фотка с живым человеком. Зато бабушка уж точно помнит свою внученьку в любом возрасте… С другой стороны, мало ли похожих людей… Ой, да как же поступить-то?
– Знаешь, сама-то бабушка рвётся навестить тебя. Но я думаю, афишировать знакомство моей матери с тобой пока не стоит из соображений безопасности. Мы пока ещё не полностью завершили работу по известному тебе делу…
События относительно недавних дней вновь проносятся передо мной. Когда в тот самый день, день нашей второй встречи с Эдуардом Андреевичем, я наконец-то с замиранием сердца влетела в наш офис, я была, честно говоря, готова ко всему. В том числе и к тому, что приказ об увольнении уже подписан.
По дороге я уже даже начала было прокручивать в голове варианты поиска другой работы, пока будет длиться суд. Ну да, какие-то свои права я знаю. Никто не имеет права уволить мать с грудным ребёнком. Даже в нашем городе.
Конечно, позориться на весь город с судом удовольствие тоже ниже среднего. Да ещё и Пётр Дормидонтыч наверняка выльет на меня тонны грязи, рассуждала на бегу я. По всему городу ведь говорить будут.
Только успокоились все вроде, отошли от моих родов неизвестно от кого, и вот опять, пожалуйста, пища для разговоров, ешь, не хочу. А лишние разговоры мне ни к чему. Не хочу, чтобы, когда Алёнка подрастёт, хоть кто-нибудь сказал ей плохое про маму. На каждый роток ведь не накинешь платок, а вести с судебных заседаний у нас в городе разлетаются быстро. Как, впрочем, и любые другие.
Так что, когда я появилась на пороге нашего офиса, мысль о суде была отвергнута. К тому моменту я уже успела мысленно попрощаться со своей работой, ведь баланс на столе у начальника возникнуть сам по себе никак не мог.
До сих пор помню своё состояние безысходности в тот момент. Я была уверена, что пока Эдуард Андреевич примет меры, пока то да сё, меня уже успеют уволить миллион раз. Да и преступное намерение Петра Дормидонтыча ещё доказать надо. Ведь ту запись, что я сделала, ему предъявлять не будут в целях моей безопасности, как сказал Эдуард Андреевич.