Горькие ягодки
Шрифт:
Но нет. Это будет слишком больно. Нет. И мне совсем не нравится сладкая тягучая дрожь, что зарождается в глубине моего тела в ответ на его в общем-то невинные прикосновения.
– Не нужно, Андрей, вот это, – говорю я, глядя в его глаза. И стараясь не думать о знойном лете, что смотрит на меня из их затягивающей глубины. И стараясь выровнять собственное дыхание, которое почему-то вдруг стало прерывистым, словно я пробежала стометровку. И стараясь не слышать, как дышит он. Тяжело. Как будто тоже долго бежал куда-то.
– Не нужно… – повторяет
Всё же стоит сказать ему про Алёнку. Не ради него, а ради бабушки Изабеллы, ради Эдуарда Андреевича, ради незнакомой мне мамы Андрея, которая так завидует Дашкиной свекрови, ради самой Алёнки наконец.
Наверное, Андрей согласится с моим условием насчёт его будущей невесты. Или жены. Чтобы Алёнка её не видела. В конце концов, и ей, жене или невесте, не нужна будет моя Алёнка. Зачем ей возиться с чужим ребёнком. Она постарается родить Андрею своего.
Я рада, что могу наконец рассуждать здраво. Моя ненормальная любовь отпустила меня, подарив взамен ясность мыслей. И даже практичность. Ведь, действительно, случись что со мной, и что? Как будет Алёнка? Мне нужно было подумать в первую очередь об этом, а не вспоминать постоянно вот это: «Надеюсь, ты не залетела?» Да, нужно решиться и сказать ему прямо сейчас…
глава 76
Марианна
Да, я скажу ему сейчас, и всё. Я чувствую невероятное облегчение от своего решения. Давно нужно было…
– Андрей, – я поднимаю на него глаза. Когда он успел подойти ко мне так близко?
Я собираюсь с духом, вздыхаю, но не успеваю сказать ни слова. Потому что Андрей вдруг обхватывает меня за плечи и целует в губы. Целует так, что у меня кружится голова и подкашиваются ноги. Целует меня, Марианну Прохоренко, не путая меня ни с кем.
Почему мне так хочется обхватить его за шею и не размыкать наших губ? Ведь я не люблю его больше… Он… целует меня так нежно… И так жадно… Как будто хотел этого долго. Но ведь этого точно не может быть. В принципе.
Я чувствую, что ещё немного, и я не смогу его оттолкнуть. Мои глаза закрыты, я дышу и не могу надышаться его запахом, таким знакомым. Только сейчас к его дыханию примешивается запах сигарет. Я не люблю табачный дым, можно сказать, не переношу его, но сейчас мне нравится эта примесь дурманящей травы, я хочу вдыхать этот запах снова и снова, я хочу дышать только им.
Андрей вжимает меня в себя, я чётко чувствую его возбуждение, от которого меня ведёт, словно я качаюсь на качелях, которые взлетают всё выше и выше, быстрее и быстрее. Мне хочется, чтобы он прижал меня к себе ещё крепче. И я совсем забыла, что я хотела ему сказать…
Гудок проезжающей мимо машины отрезвляет меня и приводит в чувство. Я с трудом открываю глаза, чтобы тут же утонуть в туманной синеве его глаз, что обволакивает и подчиняет меня. Когда он успел сдвинуть мои очки на лоб? Андрей покрывает поцелуями моё лицо, целует меня в глаза, шепчет слова, от которых у меня захватывает дух и приливает горячая краска к щекам.
Это адресовано мне? Марианне Прохоренко? Такие горячие, такие… ох, такие откровенные, бессовестные, непристойные слова! Мне хочется бесконечно слушать его горячечный шёпот… Но я упираюсь ладонями в его грудь и пытаюсь оттолкнуть от себя.
– Ты… у тебя кто-то есть? – немного хрипло спрашивает он, отстранившись, но продолжая крепко держать меня за плечи, словно Андрей боится, что я вывернусь и убегу от него.
Я отрицательно качаю головой. Я почему-то не могу сейчас говорить, в горле пересохло и губы пересохли. И ещё начинает немного болеть голова. Наверное, от неудовлетворённого желания, что горячей волной дёргано пульсирует в моём теле. Хорошо, что Андрей держит меня. Мне кажется, стоит ему отпустить мои плечи, как я рухну безвольной тряпичной куклой к его ногам.
– Ты… Ты любишь Дамира? – вдруг спрашивает он.
– Какого Дамира? – удивлённым шёпотом переспрашиваю я. О чёрт, куда пропал мой голос?
– Тогда кто? Отец твоего ребёнка? Ты любишь его? Кто он? Он что, женат?
Андрей смотрит на меня требовательно. Вглядывается в глаза, будто пытается прочесть там ответ.
Я с трудом отрываюсь от его взгляда, смотрю по сторонам, словно пытаясь получить поддержку от серого полотна дороги, по которой проносятся редкие машины, от ликующей весенней зелени виднеющегося вдалеке леса, от яркого переменчивого весеннего солнца, что вдруг выглянуло очередной раз из-за туч и заиграло золотыми искорками в волосах Андрея.
Я отстраняюсь от Андрея, глубоко вдыхаю напоенный весенними ароматами воздух.
– Я просто не люблю тебя больше, Андрей, – говорю ему, глядя в его глаза цвета жаркого летнего неба.
Андрей вздрагивает, как от удара.
– Тогда это всё меняет, – глухо говорит он, – извини…
Он открывает для меня дверцу машины, потом не торопясь пристёгивает меня.
– Это действительно классно, что ты согласилась навестить нашу бабулю, – говорит он.
– Что здесь такого. У тебя отличная бабушка.
В дороге мы переговариваемся изредка. Никакой неловкости от произошедшего между нами, как ни странно, нет. Мне легко с Андреем. Мы говорим о том, какой большой уже стал Владька, Андрей рассказывает, как он боялся уронить Владьку на крестинах. И какой Владька был крошечный тогда.
И ещё говорит, что очень удивился, что крёстной Владьки была не я, а Сабина. Ещё рассказывает, что их с Анжелой бабуля в прошлом, оказывается, была балериной и даже танцевала в Большом театре, правда, не в основном составе. Ого! Ничего себе, прабабушка у Алёнки! Меня приводит в восторг это известие.