Горький без грима. Тайна смерти
Шрифт:
Вернемся, впрочем, в 20-е годы, откуда Горький решил бросить взор на времена своей молодости, и обратимся к рассказу «О первой любви». Сделать это тем более необходимо, что, с моей точки зрения, горьковские истории о любви явно недооцениваются в литературоведении и заслоняются другими, создававшимися параллельно. Причина ясна: в тех, других, на первый план выводится социальная проблематика, так или иначе они связаны с проблемами революционного сознания и его противоречиями. А тут — просто любовь!.. К примеру, даже в такой солидной монографии, как «М. Горький и литературные искания XX столетия» А. Овчаренко, два интересующих нас рассказа даже не упоминаются, хотя в ней есть глава о рассказах и повестях 1922–1925 годов.
Между тем выдающиеся современники
Мы еще обратимся к тому, что вызвало наибольшее восхищение такого блистательного стилиста, как С. Цвейг, — естественности повествовательной манеры Горького. Но сначала — о фактической, автобиографической основе рассказа. В нем описывается история далеко не простых отношений Горького с Ольгой Юльевной Каминской (урожденной Гюнтер), родившейся на 11 лет раньше писателя в Нижнем Новгороде. С мужем Ф. Каминским она рассталась очень скоро и вышла замуж за Болеслава Петровича Корсака, вернувшегося из сибирской ссылки. Познакомился с ней Горький в июне 1889 года. Прожили они вместе немногим более двух лет.
Поселились молодожены в «поповой бане», которая в рассказе описывается так: «Я поселился в предбаннике, а супруга в самой бане, которая служила и гостиной. Особнячок был не совсем пригоден для семейной жизни, он промерзал в углах и по пазам. По ночам, работая, я окутывался всей одеждой, какая была у меня, а сверх ее — ковром и все-таки приобрел серьезнейший ревматизм… В бане теплее, но, когда я топил печь, все наше жилище наполнялось удушливым запахом гнили, мыла и пареных веников… А весной баню начинали во множестве посещать пауки и мокрицы, — мать и дочка до судорог боялись их, и я должен был убивать их резиновой галошей».
Колоритная картина, не правда ли? В действительности все было, мягко говоря, несколько иначе. Вот как описывает Каминская жилище в своих воспоминаниях [15] . «Приискали мы себе квартиру в три комнаты с кухней. Дом стоял в саду, изолированный от уличного шума, что было большим плюсом для нас. Одна комната, побольше, была столовой и гостиной, и мой мольберт стоял тут же. Вторая — средняя комната — была моей спальней с Лелей (дочерью от первого брака. — В.Б.), а третья, маленькая, принадлежала Алексею Максимовичу». О пауках, мокрицах и вениках — ни слова.
15
М. Волина опубликовала очерк «Первая жена Горького» («Столица», 1991, № 41–42), о героине горьковского рассказа «О первой любви», имеющего автобиографический характер. Опираясь на мемуары самой О. Каминской, она задает вопрос: «…почему не издают мемуары Каминской? Почему… мемуары до сих пор томятся в Архиве Горького?» Приходится напоминать очеркистке, что воспоминания О. Каминской «томятся» вовсе не в Архиве Горького, а… на страницах сборника «А. М. Горький нижегородских лет», выпущенного на родине писателя полтора десятилетия назад тиражом 15 тысяч экземпляров. Другой героиней того же рассказа была дочь О. Каминской О. Ф. Ивина-Лошакова, которая, если верить Волиной, «тоже написала об Алексее Максимовиче, и ее воспоминания тоже не увидели света». В действительности эти воспоминания тоже «томятся» на страницах того же сборника, а в совокупности мемуары матери и дочери занимают в книге 60 страниц.
Если
Нетрудно догадаться, почему Горький рисует картину не совсем так, как было на самом деле. Он создает не автобиографический очерк, а художественное произведение, рассказ, отличающийся самостоятельной концепцией. Баня, нужда — средство для усиления контраста между суровой действительностью и романтическими представлениями героя, которому исполнился всего 21 год, о женщине, о любви…
Еще более любопытно, однако, другое: отношение писателя к фактам биографии героини, к тому, какими из них он воспользовался, а от каких воздержался в повествовании. Возлюбленная рассказывает молодому супругу о том, как сам царь Александр II «посещал белостокский институт, оделял благородных девиц конфектами, от них некоторые девицы чудесным образом беременели»…
Откуда стали известны нижегородке столь пикантные подробности из жизни августейшей особы, для читателя остается загадкой. Слух? Сплетня? Не совсем. Оказывается, О. Ю. Каминская сама воспитывалась в Белостокском институте благородных девиц, располагавшемся в бывшем дворце польских королей. Ее, как выражаются сейчас, устроил туда родственник Николаев, в прошлом боевой офицер при генерале Тотлебене. Каждое лето Ольга проводила в Страдле вместе с подругой Юльцей, родители которой занимали дворец польского магната: изысканная мебель и посуда, картинная галерея с портретами предков — закованных в латы сурово-надменных шляхтичей и утонченно-томных красавиц с завораживающими взглядами… Так хотелось походить на них, прогуливаясь в тишине по аллеям старинного парка и прислушиваясь к пению птиц…
Что же касается императора, то одной из лучших воспитанниц института Ольге, преуспевавшей в любительских спектаклях и умевшей превосходно держаться в рамках любой роли, было однажды поручено приветствовать высочайшего гостя на французском языке.
Судьбой было предназначено так, чтобы эта девушка, получившая изысканное воспитание, потом, во время зарубежных скитаний (Париж, Лондон, Болгария, Румыния), познакомится с крупнейшими революционерами П. Лавровым, П. Кропоткиным, с семьей революционера-писателя С. Степняка-Кравчинского. В Нижнем, в той квартире, рядом с ковалихинским оврагом, где и произошло знакомство с Горьким, она занималась подделкой паспортов, изготовлением париков, устанавливала конспиративные связи. Это уже после того, как отсидела месяц вместе с малолетней дочерью в Метехском замке, в Тифлисе, откуда была по этапу отконвоирована во владикавказскую тюрьму, где отбыла еще около месяца. А когда Ольга Юльевна, завершая очередной виток своей одиссеи, приехала в Нижний и прямо с пристани пришла к матери, та, прокляв родную дочь, не пустила ее на порог.
Воистину феерически пестрой была жизнь этой удивительной женщины — садись и пиши с нее роман! Ничего и выдумывать не надо!
Читатель рассказа Горького помнит, что все столь экзотические факты биографии героини в нем отсутствуют, хотя, разумеется, молодой супруг знал об этих и других колоритных подробностях жизни своей подруги из ее обстоятельных рассказов. Знал — и не воспользовался. Почему?
Ключ — в горьковском мироощущении 20-х годов, в его явном разочаровании революционными методами воздействия на действительность. А параллельно нарастала убежденность в том, что сама по себе душа отдельного человека, никак не связанная ни с какими революциями, — это чудо, это целый мир, вселенная, и процесс познания ее бесконечен.