Шрифт:
ЗАМЫСЛОВ ВАЛЕРИЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ
ГОРЬКИЙ ХЛЕБ
РОМАН
Часть VII
Глава 73
В РОДНЫЕ ДЕРЕВЕНЬКИ
Около недели посошные люди еще жили в княжьей усадьбе. Чтобы мужики без дела не слонялись по двору, Андрей Андреевич заставил их в холопьем подклете мять кожи, чинить хомуты, плести лапти для многочисленной дворни.
Сам князь был добродушен, приветлив, кормил страдников вволю.
– После удачливого похода господин наш всегда таков, - пояснил мужикам Якушка, который ходил с
Из сорока ратных мужиков с поля брани вернулись только три десятка.
Павших воинов хоронили с великими почестями в общей братской могиле. На панихиде был сам государь Федор Иванович, святейший патриарх Иов, царев правитель Борис Годунов, князья, бояре, Москва посадская. Царь плакал, много и усердно молился и оказал большие милости победившему воинству. Пожаловал великий государь ближнему боярину конюшему Борису Годунову в награду шубу со своего плеча в тысячу рублей, цепь золотую, три города и титул Слуги1 да золотой сосуд Мамаевский2.
Воевода Федор Иванович Мстиславский получил также шубу с царских плеч, кубок с золотою чаркой и пригород Кашин с уездом.
Остальные князья, бояре, дворяне, дети боярские3 и другие служилые люди были пожалованы государем всея Руси вотчинами, поместьями, деньгами и дорогими подарками.
Всю неделю пировала Москва боярская в государевой Грановитой палате.
Посошные люди князя Телятевского получили за ратную службу от царева имени по два рубля.
Мужики всей гурьбой потянулись в кабак на Варварку, до полуночи пили за ратные успехи, поминали павших, опьянев, горланили песни.
Однако на другой же день князь Телятевский засадил крестьян вновь за изделье. Мужики томились княжьей работой и рвались домой в деревеньки.
– Середина июля, братцы. Скоро зажинки на нивах зачинать. Басурман побили - пора и по избам вертаться.
Вечером крестьяне повалились спать, а Иванка с Афоней вышли из подклета, опустились на завалинку, заговорили вполголоса.
– В село тебе нельзя возвращаться, Афоня. Заподозрил тебя приказчик. Видно, Авдотья рассказала Калистрату, как ты к ней в избу наведался.
– Сам о том все дни думаю, парень. Одначе не впервой мне в такие передряги попадать. Выкручусь.
– Калистрат - мужик дотошный. Может пытку учинить. Выдюжишь ли?
– Выдюжу, Иванка. Хоть помирать придется, но и словом не обмолвлюсь. Я мужик терпкий. А может, еще и обойдется.
– Добро бы так, Афоня.
– Сам-то как на село пойдешь? Тебя, вон, князь в свою оружную челядь приписал. Стремянным при себе определил.
– Сбегу из усадьбы, друже. Мое дело землю пахать. Пускай князя другие оберегают.
Через три дня государь всея Руси Федор Иванович повелел рать распускать.
Князь Телятевский собрал мужиков на дворе и произнес:
– Святой Руси вы отменно послужили. Теперь ступайте в вотчину хлеба убирать. После Ильина дня приступайте к жатве на моей ниве. Управитесь к бабьему лету - доброго вина поставлю да на зиму лес разрешу валить. Езжайте с богом.
Иванка прощался с Афоней за тыном.
– Передай отцу, что через пару дней в селе буду. О Гнедке пусть не горюет.
– Жаль мне тебя, Иванка. Поедем в село с нами.
– Нельзя, Афоня. Князь и слушать не хочет. Ежели сейчас поеду - вернет и на цепь посадит. Попытаюсь за эти дни добром отпроситься. А ежели чего сбегу.
На второй день Иванка снова заявился к Телятевскому в палату.
– Не рожден я холопом быть, князь. Отпусти меня из своей дружины.
Андрей Андреевич не привык дважды по одному делу разговаривать, потому проронил сердито:
– Мне такие молодцы нужны. Нешто тебе соха не наскучила? Будешь возле меня жить. Такова моя воля.
Тогда Болотников решил пойти на хитрость.
– Дозволь, князь, хоть отца навестить. Без коня батя остался. Тяжело ему страду без Гнедка справлять. Отдам ему своего коня и в твои хоромы вернусь.
Телятевский призадумался. Упрям и дерзок новый холоп. Но воин отменный. Сам Борис Годунов о нем справлялся. Даже царь Федор Иванович на пиру об удальце выспрашивал. Обещал наградить достойно, да знать запамятовал за усердными молитвами.
Телятевский, не отвечая на просьбу Болотникова, звякнул колокольцем. В покои вошел дежурный холоп.
Когда Якушка появился на пороге, Андрей Андреевич проговорил:
– Поездку твою в вотчину отменяю. К приказчику Иванку с грамоткой снаряжу. Передашь Калистрату мою волю. Сам через пять дней здесь будь. Коня себе на обратный путь в Богородском на конюшне выберешь. О том в грамотке отпишу. Скачи, холоп...
Глава 74
В СЕЛЕ И НА ЗАИМКЕ
В волнующихся золотистых хлебах показался высокий костистый крестьянин в посконной рубахе.
Рожь тихо шелестит колосьями, покрытыми мелкими каплями росы, ударяет страдника в широкую грудь.
"Наливается колос, ногам кланяется. Уродила-та-ки матушка-землица", благодатно думает мужик.
– Эгей, Парфеныч! Айда што ли, - кричит с межи Семейка Назарьев с косой горбушой на плече.
Исай Болотников не спеша разминает в сухих мозолистых ладонях шершавый остистый колос, а затем выходит на край загона.
– Далек ли зачин, Парфеныч?
– спрашивает Семейка.
– Нонче припоздали с севом. Пущай постоит еще жито денька три.
Дальше до самого покоса шли мужики молча. Знал Семейка, что старожилец во время страды неразговорчив, да и без того ходит он последние дни смурый. Видно, Гнедка жалеет да Иванку ждет из ратного похода. Другие-то мужики в село вернулись.