Горький мед
Шрифт:
— Простите, как вас зовут? — успокоившись, спросила Ольга.
— Ираклий Данилович, — бархатно пропел голос и тут же добавил: — Впрочем, можно просто Ираклий.
— Хорошо, Ираклий, что вы позвонили, мы все очень волнуемся. Почему Света так долго ничего не сообщала о себе? И не сказала никому, куда уезжает?
— Ольга Михайловна, — вкрадчиво начал Ираклий и замялся. — Это долгий и, возможно, не телефонный разговор. Если вы хотите увидеться со Светланой, подъезжайте в субботу к памятнику Пушкину в одиннадцать ноль-ноль.
— К
— Там я буду ждать вас, чтобы отвезти на дачу к Светлане, — пояснил Ираклий.
— Она что, заболела? — снова забеспокоилась Ольга.
— Нет-нет, она абсолютно здорова, — поспешил заверить он, — и ждет вас с нетерпением.
— Ничего не понимаю… — растерялась она. — Бред какой-то… Почему Света сама не может приехать в Москву, если она здорова?
— Ольга Михайловна, — терпеливо, как тупой ученице, повторил Ираклий, — еще раз позволю себе напомнить вам, что это долгий и не совсем телефонный разговор.
— Ладно, — решилась Ольга. — Но как мы узнаем друг друга?
— Я сам к вам подойду, — с готовностью пояснил Ираклий. — Светлана очень подробно мне вас описала.
— Хорошо. В субботу, в одиннадцать, у памятника Пушкину, — по-деловому произнесла она, желая закончить эту нелегкую беседу.
— На прощание запомните одно условие, Ольга Михайловна, — мягко, но настойчиво проговорил Ираклий. — Вы должны быть совершенно одна. И пожалуйста, не рассказывайте никому о нашем разговоре. Поверьте, — добавил он со значением, — это в ваших же интересах. И, конечно, в интересах Светланы.
После этих слов, заключавших в себе явную угрозу, произнесенных как-то зловеще-ласково, у Ольги подкосились ноги, и она присела на пуфик в прихожей.
Смутное сомнение, зародившееся было, как только ей предложили поехать куда-то, неизвестно куда, переросло в окончательную уверенность, что дело здесь нечисто. Сразу в голове промелькнули и рассказ дяди Паши о пропавшем бухгалтере, и колонка «Хроника происшествий» в одной лихой московской газете.
Может быть, Светка ни на какой даче не сидит и ее не ждет, может быть, она вовсе и не знает этого Ираклия, а просто он хочет заманить Ольгу в ловушку?
Вдруг ее осенило. Ей в голову пришла мысль проверить это.
— А как вы докажете, что вы на самом деле друг Светы или хотя бы действительно знаете ее? — спросила она.
Ираклий добродушно рассмеялся. Смех был настолько искренним, что даже немного успокоил ее.
— Ах, Ольга Михайловна, Ольга Михайловна! Светлана как в воду глядела, что вы мне не поверите, поэтому на всякий случай написала мне две строчки и велела вам прочитать. Слушайте:
Возьми на радость из моих ладоней
Немного солнца и немного меда…
— Ну, — бодро произнес он, — теперь-то вы мне верите?
— Да. Хорошо. Я буду в субботу у памятника.
Положив трубку, Ольга долго сидела в прихожей, не имея сил сдвинуться с места. В висках стучало, в голове, помимо ее воли, как на заезженной пластинке, проносилось только три слова: «Надо… что-то… делать…», и опять: «Надо… что-то… делать…»
Машинальным движением она взяла лежавшую на тумбочке под зеркалом щетку и провела по волосам. Из зеркала на нее смотрело хорошо знакомое, чуть скуластое лицо с красивым, резко очерченным ртом и светло-зелеными глазами.
Она потерла виски, прошла на кухню и достала из холодильника початую бутылку коньяку. От выпитой рюмки ее передернуло, но постепенно приятное тепло разлилось внутри, и она подумала: «Хорошо, что завтра только пятница». Надо успеть все обдумать и что-то предпринять. Но что? Сосредоточиться все не удавалось, тогда Ольга достала записную книжку и принялась лихорадочно листать ее в надежде, что, может быть, именно таким образом отыщется тот, к кому могла бы она обратиться за помощью и советом.
Когда она сказала дяде Паше, что обзвонила всех знакомых, которые могли бы что-то знать о Светкиных планах или о ее местонахождении, она имела в виду прежде всего их общих подруг и, конечно, Геннадия, с которым та познакомилась в Новый год и, насколько Ольге было известно, встречалась регулярно.
Геннадий, с его богатырским ростом и сложением, всем своим внешним видом опровергал расхожее народное представление о том, что науку двигают вперед тощие очкастые хлюпики, ибо являлся кандидатом физико-математических наук и очень успешно двигал ее в одном НИИ закрытого типа. Двигал до тех пор, пока в результате конверсии НИИ не стал на глазах разваливаться и трещать по всем швам.
Был он не только талантливым ученым, но и, что, пожалуй, встречается реже, прекрасным собеседником и обладал вдобавок чувством юмора. Ольга, зная об их частых встречах, исподволь наблюдая за ними, когда они проводили вечера у нее на кухне, за чаем, спорами и шутливыми излияниями, как-то поинтересовалась у Светки, не собирается ли она остановить свой «подбор спутника жизни» на кандидатуре Геннадия.
— А жить мы на что будем, подруга? — ответила та вопросом на вопрос. — На его пособие по безработице? Он ведь, кроме своей науки, делать ничего не умеет. — И, помолчав, вздохнула: — Да и не захочет.
Человек, не знавший Светку так, как знала Ольга, мог бы вообразить, что она, как все красивые женщины, любит дорогие модные тряпки и шикарные украшения и хочет найти мужа, который способен был бы все это оплачивать.
Да, Светка любила модно одеваться, но она могла, распустив старую кофту и ненужный шарф, связать потрясающий жакет, а из двух-трех штапельных платков и мотка тесьмы за один вечер соорудить умопомрачительный блузон, в котором наутро вышагивала по улице как королева и выглядела так, что мужчины всех возрастов сворачивали себе шею, оглядываясь на нее.