Горький привкус его поцелуев
Шрифт:
– Ты сошел с ума? – взревел Эш.
– Говори тише, – предупредил он. Ему не хотелось, чтобы слуги подслушали их разговор.
– Ты действительно веришь в то, что сможешь обмануть Джулию и она поверит, что ты – это Альберт?
Он делал это уже целую неделю. Он убедил всех: слуг, викария, нескольких плакальщиков, Джулию. Но не этих двоих, в чем и заключалась его проблема. Он развернулся и заявил:
– Альберт не дал мне выбора, я должен выполнить его просьбу.
– У нее уже слишком большой срок для выкидыша, – заметил Локк, стоявший плечом к плечу с Эшем, словно
Эдвард сердито посмотрел на него:
– Можете пообещать, что сохраните все в тайне? Вы знаете, как она его любит и как сильно он любил ее. Разве ее сердце не разобьется, если она узнает, что его убили? Разве ей не может стать плохо от горя?
Тяжело вздохнув, Локк двинулся к буфету, схватил графин и налил себе еще скотча. Хотя Эдвард знал, что он попал в точку, это не принесло ему желаемого удовлетворения.
– Ты хоть представляешь себе, что будет с Джулией, когда этот обман раскроется? – спросил Эш.
Вот об этом он думал все время – и когда пробирался сквозь джунгли с телом брата на руках, и когда плыл в Англию, и когда ехал в фургоне с гробом, в котором покоилось тело графа Грейлинга.
– Ее мнение обо мне станет еще хуже. Я думаю, что она запустит в меня первым попавшимся под руку предметом, чтобы нанести смертельную рану. Она будет опустошена, ее сердце разобьется, а жизнь погаснет.
– Именно поэтому ты должен во всем признаться и сейчас же прекратить этот обман.
– Нет.
– Тогда это сделаю я, – заявил Эш и направился к двери.
Эдвард преградил ему путь, когда он потянулся к задвижке.
– Только прикоснись к двери – и живо окажешься на полу.
Эш уставился на него:
– Я отказываюсь принимать в этом участие.
– Возможно, ты старше и носишь более высокий титул, но это тебя не касается.
Покачав головой, Эш выпятил подбородок:
– Напротив, очень даже касается. Локк, скажи ему, что он дурак и не должен этого делать.
– К сожалению, я с ним согласен.
Ошеломленный, Эш повернулся к Локку. Человек, во мнении которого он не сомневался и считал своим союзником, присел на край стола с бокалом скотча в руках.
– Ты не думаешь, что это плохая идея?
– Я убежден, что это худшая идея, которая может прийти в голову англичанину, отправившемуся в крестовый поход. Но он прав. Это не наше дело, и у нас нет права голоса.
– Может, тебя и не заботит Джулия. Но мне не все равно.
– А если Эдвард прав и известие о смерти Альберта отразится на ее беременности? Если она потеряет последнее, что их связывало? Кем ты будешь себя чувствовать?
Эш обмяк и отступил назад.
– Я любил Альберта, как брата.
– Любить кого-то, как брата, – это не то же самое, что быть его братом, – сказал Локк. – Не говоря уже о том, что нас не было вместе с Альбертом, когда он испустил последний вздох. Мы не слышали последних слов Альберта и не были свидетелями отчаяния, которое могло привести его в замешательство.
– «Стань мной, – задыхаясь, шептал он. – Стань мной». –
– Почему ты всегда так чертовски логичен? – спросил Эш.
Локк поднял свой бокал:
– На твоем месте я бы не жаловался. Моя логика помогла тебе завоевать жену.
Покачав головой, Эш снова обратился к Эдварду:
– Ты действительно хорошо подумал? На каком она сроке? Между шестым и восьмым месяцем? Тебе придется несколько недель изображать любовь к Джулии, хотя вы двое никогда не ладили и весь Лондон знает, что вы едва можете находиться в одной комнате, – сказал он, искренне веря, что Эдвард поставил перед собой непосильную задачу.
Если бы все было так просто. После того неожиданного поцелуя в саду несколько лет назад она едва терпела его присутствие. Не то чтобы он винил ее. В течение всего этого времени его поведение было далеким от идеала.
– Я обдумал все варианты.
Эш нахмурился и сжал руки в кулаки:
– Если ты будешь придерживаться взятого тобой курса, катастрофы не избежать.
– С катастрофой я как-нибудь справлюсь. Главное – избежать ее до рождения ребенка. Я знаю, это будет непросто. Последние десять дней были ужасными: я пытался вести себя рядом с ней, как Альберт, и знаю, что справился не слишком хорошо, потому что она изучает меня как головоломку, которую не может разгадать. Я полагаю, что она объясняет мое странное поведение пережитым от потери брата горем. Но я знаю, что не могу и дальше использовать это как оправдание. Поэтому мне нужно знать, чем я выдал себя. Как вы поняли, что перед вами я, а не Альберт?
– Я не знаю, смогу ли помочь тебе, – сказал Эш. – Обман мне не по душе.
– Ты думаешь, мне все это нравится? – В голосе Эдварда слышались боль и отчаяние, сопровождавшие его все эти недели самобичевания. – Я убедил его пойти со мной, преследуя эгоистичную цель – попутешествовать с ним в последний раз. Я хотел, чтобы он выбрал меня, а не ее. И это стоило ему жизни. Все, на что я могу рассчитывать сейчас, это сделать так, чтобы моя затея не стоила ему еще и жизни его ребенка. Ребенок – это единственное, что осталось от моего брата. Я бы отдал все, чтобы оказаться на его месте, но прошлое не изменишь. Поэтому я могу сделать для брата только одно – сдержать данное ему обещание. Неважно, какой ценой. Неважно, какой безумной кажется эта идея, но только так можно гарантировать, что Джулия не потеряет ребенка. Помогите мне. Если вы действительно любили Альберта, как утверждаете, то помогите мне.
Глубоко вздохнув, Эш подошел к буфету и налил себе скотча.
– Мы знаем вас с тех пор, как тебе исполнилось семь. Хоть внешне вы идентичны, у вас совершенно разные манеры. Ты не трешь правое ухо.
– Черт возьми, точно!
Он до боли потер ухо. В возрасте пяти лет Альберт оглох на правое ухо после того, как Эдвард столкнул его в холодный пруд. После того случая ухо время от времени болело и Альберт потирал его, особенно размышляя над чем-то. Обычно он думал о том, как наказать Эдварда за очередную выходку.