Горький сладкий плен
Шрифт:
Мне хотелось рыдать от его упрямства. В отчаянии я попыталась воздействовать на Э’эрлинга даром ситхлифы и в очередной раз потерпела поражение: любовь лишила меня власти над этим мужчиной.
— Мне не нужна нянька, — оскорбился мой эльф. — Я сказал вместе, значит, вместе. Сказал, будем помогать друг другу, значит, будем помогать. Сказал, что ты не одна, и не оставлю тебя в одиночестве.
— Ты не понимаешь!
Скрип, донесшийся от двери, ударил по напряженным нервам, и мы оба резко замолчали, повернувшись в сторону выхода.
Сердце толкнулось в грудь.
Дверь
— Смотрительница желает тебя видеть, — прищурилась Три тысячи вторая, окруженная еще двумя ситхлифами и вооруженными стражниками. — И этого приказала захватить с собой, — кивнула она на Э’эрлинга.
Глава 43. Любимая
Глава 43. Любимая
Клинок, скрытый рукавом туники и лежащий вдоль моего предплечья, холодил кожу. Его рукоять из рога упиралась мне в сгиб локтя, кончик лезвия щекотал запястье. Тяжесть оружия успокаивала, но и тревожила, потому что нож, спрятанный в одежде, легко обнаружить при обыске. Возьмутся ли меня обыскивать? Придет ли кому-нибудь в голову, что я представляю угрозу? Напасть на главную ситхлифу Цитадели с ножом — самоубийство. Может, они уверены, что никто не решится на такое безумие? Подобная самоуверенность была бы мне на руку.
Сегодня коридоры Башни казались особенно длинными. Насколько я поняла, нас вели в зал с колоннами, и путь до него был бесконечен.
Окруженная стражниками, я внезапно почувствовала, что задыхаюсь. Какой низкий потолок! Он давит. Как близко подступают друг к другу стены! Так тесно! Да это же настоящая могила! Меня захлестнул страх человека, погребенного заживо. Я дернулась, потеряв над собой контроль, но тотчас подавила постыдный приступ паники.
Хотелось прижать руку к животу, но этот жест был бы слишком красноречив, а за мной следили. Ситхлифы, отправленные по мою душу, всю дорогу не сводили с меня глаз.
Я чувствовала на себе не только их взгляды, но и взгляд Э’эрлинга. Мы шли друг за другом, разделенные стражником. Любимый смотрел на меня поверх чужого плеча, а я не могла позволить себе обернуться, но в шуме шагов, подхваченных эхом, ловила звук его поступи.
— Не хочешь объяснить, что происходит? — наклонилась я к Три тысячи пятнадцатой. — Почему за нами послали целую делегацию?
Говорить с бритвой во рту было неудобно, но я приспособилась. Гораздо сложнее было сделать так, чтобы голос не дрожал от страха и напряжения и чтобы эмоции не пробивались наружу сквозь маску на лице.
Три тысячи пятнадцатая посмотрела на меня и ничего не ответила, и этим своим молчанием сказала слишком многое.
Впереди выросли массивные двойные двери, рядом с которыми час назад я оставила свой непереваренный завтрак. Пол к этому времени уже вымыли, но я все равно видела, где была зловонная лужа, — в том месте темнело влажное пятно. Я косилась на него, не в силах ничего с собой поделать.
Могу поспорить, до того, как явились служанки со швабрами, Смотрительница хорошенько изучила содержимое моего желудка.
Стражники распахнули передо мной дверь и остались в коридоре охранять ее, а я, Э’эрлинг и трое ситхлиф вошли в зал, полный гулкого эха и мерцания магических факелов.
Огромное помещение с крестовым сводом, где утром было не протолкнуться, к нашему приходу опустело. Обитатели Цитадели вернулись к своим делам. Нас встретили Смотрительница и ее новый секретарь — скользкий прилизанный блондин с волосатой родинкой на щеке.
Краем глаза я наблюдала за тем, как ситхлифы разбредаются по залу, окружая нас с Э’эрлингом со всех сторон. Тяжелая дверь закрылась за спиной с пронзительным скрипом, со звуком захлопнувшейся ловушки.
— Ты бледна, моя девочка. Заболела?
Эхо углубляло голоса, делало их оглушительными. Желтые глаза Смотрительницы светились притворным участием, но взгляд был острее кинжала, спрятанного у меня в рукаве.
Я тяжело сглотнула.
— Зачем вы позвали меня? Почему привели сюда под конвоем? Я в чем-то провинилась?
Я решила притвориться дурочкой. Дурочки — безобидны и не выглядят опасными. Их не надо обыскивать. К ним можно подойти очень близком, ничего не боясь.
— Мне кажется, ты что-то скрываешь от меня, Три тысячи триста вторая, — мягким, почти материнским тоном сказала Смотрительница.
Рядом зашевелился Э’эрлинг, переступив с ноги на ногу.
— Мне нечего скрывать. Я только вчера вернулась с задания. Помните? Я добыла для вас редкий артефакт. Выкрала его из самой охраняемой крепости Шотлена, из сокровищницы королевского хранителя реликвий. Это было сложно, но я справилась, потому что душой и сердцем предана Цитадели.
Моя собеседница сухо улыбнулась.
Изо всех сил я старалась контролировать свое дыхание.
Вдох, выдох. Медленно, размеренно, глубоко, а не часто и рвано, как будто пробежала несколько десятков километров и резко остановилась.
Расслабить плечи.
Выглядеть уверенно.
Помнить о бритве во рту и сглатывать слюну осторожно.
Не двигать правой рукой, на которой закреплен нож.
И не смотреть на Э’эрлинга. Ни в коем случае не коситься в его сторону.
— И все же что-то с тобой не так.
Сердце забилось чаще, но не из-за слов Смотрительницы, а потому что она шагнула вперед, ко мне. Расстояние между нами сократилось. Теперь мы стояли ближе друг к другу, но все еще слишком далеко. Три метра — недостаточно для смертельного удара.
— Не понимаю, о чем вы, — сказала я. — Может, дело в усталости? Я выгляжу усталой? Последнее задание вымотало меня. Я не упоминала об этом, но в сокровищнице Мориуса Аларана я попала под действие проклятья и едва не отправилась в чертоги Многоликой.
Уже во второй раз я указывала на свою полезность. Всем своим видом говорила: «Я принесла тебе артефакт, рисковала жизнью. Как ты смеешь меня в чем-то подозревать?»
Хмыкнув, главная ситхлифа склонила голову к плечу. За ее спиной, застыв в тенях, за нами наблюдал ее секретарь. Родинка на его щеке притягивала мой взгляд. Такая знакомая.