Горький вкус предательства
Шрифт:
Так мы получили запись, обвиняющую мою мать, а ещё зацепки, которые позволили адвокату Ника найти неоспоримые доказательства его невиновности.
Я надеялась, что мои проделки остались незамеченными. На следующий день Артём позвонил, извинился, что выпил лишнего, я же дала ему от ворот поворот. И вроде как он поверил. Или только сделал вид?
Сейчас я почти уверена, что Волынский узнал, откуда всплыла такая неудобная всем информация. Поэтому мне очень страшно.
– Прошу ко мне в гости, – мерзко улыбается Волынский, открывая дверь машины. – Помнится, в прошлый раз тебе здесь понравилось. Или сейчас ты тоже передумала? – ехидно спрашивает.
– Дом красивый, в отличие от его хозяина, – язвлю в ответ. Терять мне всё равно уже нечего.
– Ну что же, тебе тоже не пошли на пользу последние дни. Ты заметно подурнела.
– И зачем вам такая дурнушка?
– Это тебе пока не нужно знать. Проходи. Тебя там ждут.
Поднимаюсь по ступенькам, передо мной Волынский открывает дверь. Вхожу в гостиную и сталкиваюсь лицом к лицу со своей матерью.
Её глаза пылают ненавистью. Она подлетает ко мне, как фурия.
– Тварь! – отвешивает мне пощёчину, следом летит ещё одна, я уворачиваюсь, но Эвелина впала в ярость и явно жаждет крови. Хватает меня за волосы, губу отжигает болью, во рту появляется привкус крови, лечу на диван, отбиваюсь от матери, как могу.
Артём оттаскивает от меня взбесившуюся Эвелину. Та продолжает сыпать ругательствами и проклятьями.
– Ты поганая скотина! Променяла мать на этого вонючего выродка! Посадят меня, с кем ты останешься, дура набитая! Как ты могла? Да я всё это для тебя делала, чтобы ты на улице не осталась, а теперь, кому ты нужна?
Мне страшно и горько. Потому что в её словах есть правота. И пусть ещё недавно я искренне хотела, чтобы Эвелина попала за решётку, но делала я всё это ради человека, который оказался предателем. Который играл мною, а когда я стала не нужна, просто выбросил на улицу, променяв меня на другую игрушку.
И теперь я действительно никому не нужна.
Эвелина продолжает орать, а мне вдруг становится совершенно безразлично. Я так устала, что у меня просто нет сил.
Вскоре Артём отводит меня наверх и запирает в одной из спален. Ну вот, я снова в клетке, снова в опасности и надеяться мне не на кого.
Я просто ложусь на кровать, сворачиваюсь клубочком, обнимаю живот руками, и, глотая слёзы, начинаю тихонько разговаривать со своим единственным близким, пока ещё не родившимся человечком.
Глава 5.
Никита.
– Ник! Ник! – в сознание врывается голос друга. – Вставай, мать твою! – начинает терять терпение Игнат. – Я тебя сейчас снегом натру, засранец!
– Отвали, брат. Я хочу спать, – еле ворочаю языком.
Отстаньте от меня все. Я хочу уйти в коматоз, чтобы не думать, не чувствовать, не вспоминать.
Девочка-солнце. Предательница! Эти её глаза зелёные, эти губы, руки… Лгунья!
Но пятёрка тебе, Алиса, за актёрское мастерство. Вчера я почти поверил. Какой-то вид у неё и правда жалкий был. И эти отметины на руках… Гримм? Скорее всего. Кино было зачётным, я оценил.
Интересно только, какова была цель? Очередное задание от Эвелины?
А раз уж не получилось, значит, будут и другие попытки втереться ко мне в доверие. Моей мачехе ведь грозит теперь большой срок, наверняка это она заставила Алису что-то выведать.
Пошли в зад! Доверчивый Никита сдох в неволе!
Внутри опять сдавливает. Как будто сердце кто-то изо всех сил сжимает кулаком. Уже бы вырвали его на хрен, было бы значительно легче.
Конечно, хотелось вчера её не отпускать, сжать стройную шейку, придушить слегка и спросить: “За что ты так, Алиса? Как могла перечеркнуть всё, что было? Или грязно и безжалостно растоптать меня было твоей изначальной целью? Тогда браво твоей игре! Аплодирую стоя!”
Нет! Не хочу ничего спрашивать! Пусть катится к своему женишку-богатею. Пусть облизывает его, а я… Ты же сама пожелала мне счастья с другой, Алиса. Я чётко следую твоим напутствиям. Счастьем, правда, тут и не пахнет. Скорее, гнилью, продажностью и похотью.
Зачем только было устраивать спектакль? К чему были эти слёзы, эти глаза больные, взгляды?
На меня вдруг обрушивается что-то мерзкое, ледяное, мокрое. Чёрт! Обжигает лицо, шею, грудь.
– А-а-а! Мля… Игнат! Козлина ты! – отшвыриваю от себя куски снега.
– Тихо, не ори, – шикает на меня друг, широко улыбаясь. – Алиску разбудишь. Глянь, как сладко спит, – кивает на светлые волосы, разбросанные по соседней подушке. – Умотал девчонку после возвращения, засранец!
Смотрю на него, как на дебила.
А рядом начинает копошиться моя ночная гостья. Я её вчера в баре подцепил после того, как убежала эта предательница. Я потом заливал всё, что всколыхнулось, в итоге вот, нашёл какой-то дешёвый суррогат, слегка похожий на мою занозу.
Она откидывает одеяло, поднимает лохматую голову.
– И чего вы орёте так, а? Лучше бы водички принесли, – хрипит прокуренным голосом.
– Ник, это что за шмара? – замирает поражённо друг.
– А хрен её знает. Не помню, – отмахиваюсь, встаю с кровати, пытаюсь найти свои трусы.
– Э, за шмару ответишь! – возмущается девица. – Меня Олеся зовут.
– О, слышал? Олеся. Алисы вчера мне не попалось.
Кое-как натягиваю за задницу бельё, понимаю, что меня ещё штырит после вчерашнего. Выпрямляюсь и… сталкиваюсь с бешеным взглядом друга, тут же в мою челюсть врезается его кулак, раз, второй, третий.
Перед глазами звезды. Отъезжаю.
О, а вот и коматоз, спасибо, друг! Очень вовремя!
***
Открываю глаза, всё плывёт, считаю чёрные точки.
– Никита, вставай! – рявкает Игнат. – Или я тебе сейчас ещё втащу.
– А ты что, на турнире своём кулаками не намахался? – усмехаюсь разбитыми губами.
Игнат, насколько я понимаю, только что вернулся. В день, когда меня отпустили, он прямо перед поездом заскочил меня обнять. На турнир уезжал по рукопашке. Он у нас спортсмен. Я раньше тоже был, пока травму не словил. Сошёл с дистанции, а вот братан дальше прёт.