Горький вкус Солнца
Шрифт:
— Ты искупаться хочешь? — вдруг предложил Марк.
— С радостью, но ведь ты там уже был.
— Могу пойти с тобой снова. Я лишь умылся.
Я обхватила его ногами. Как удобно, оказывается, мотаться на супруге дряблой, довольной сосиской! Марк хмыкнул.
— Знаешь, в чем твое единственное отличие от котенка? Ты совсем царапаться не умеешь.
— А как же моя порывистость, эмоциональность? Порой я ору хуже кошки, обнюхавшейся мяты!
— Это другое, Габ.
Он понес меня в ванную, открыл воду и зажег пару светлячков. Всё это время я не разжимала объятий, но Марку это
Так как Марк делал это быстро, вскоре он уже смешил меня, стоя сзади и щекотя живот. Я смогла повернуться и наткнулась на взгляд супруга — серьезный, странный, и это при том, что он пускал мне колючие мурашки по всему телу!
— Что-то не так? — насторожилась я.
— Всё хорошо. У меня период сердитости наступает.
— Поможет ли, если я стану больше к тебе приставать?
— Угу. Только если каждые два-три часа, малышка. В том числе ночью.
— Договорились.
Мы одновременно залезли в теплую воду и так там и провалялись последующие полчаса. Я ласкала Марка, он отвечал, и было хорошо просто нежиться, и музыка звучала пургой за окнами Солнечного дома.
В ванной нам вскоре перестало хватать места, и Марк унес меня в кровать. Он долго, медленно и вкусно целовал меня в губы, а потом опустился к шее. Не знаю, как возможно терпеть подобную сладость. Я находила силы в ответных прикосновениях, гладила его широкую спину, чувствуя, как напрягаются под кожей мышцы. Когда он принялся ласкать мою грудь, от жаркого шепота меня бросило в дрожь. Поцелуй — слово, прикосновение языка — признание, подобное которому невозможно сказать не от сердца. Он зацеловывал меня целиком, и сил не было ответить тем же. Солнечный пускал в ход свою самую сильную магию — магию нежности. Руки его перебирали мои пряди, теплота бедер заставляла напряжение в животе достигать опасного предела, когда готов умолять, лишь бы любимый оказался в тебе. Но я терпела, зная, что буду вознаграждена.
Марк не упустил нужного мгновения. Он наверняка видел, что ещё чуть — и я закричу. Мощное проникновение, глубокий поцелуй, кровать-облако, которую не чувствуешь. Мне хотелось плакать от восторга всецелого обладания, но я забылась в движении его плоти внутри себя, той влажности, что необходима для близости, нашего общего трудного дыхания и страстного счастья, ведомого лишь истинно влюбленным.
Я старалась сдержать обещание, и разбудила Марка средь ночи. А потом, под утро, была схвачена им, и мы продолжили, чтобы целый день придаваться долгожданной радости.
Так мы вернулись домой.
Места хватило всем, хотя пришлось провести уборку в необжитых крыльях. Я смущалась, что мы делали это уже после приезда гостей, но ребята совершенно не стеснялись помогать. А к концу недели в поместье перебрались почти все воины — одинокие и семейные. Были там и дети — три мальчика и одна девочка. Так поместье снова обрело стройный стук сердец, смех и дружеские беседы, в которых так нуждалось.
На второй день после приезда ко мне подошел Элдри.
— Можешь уделить мне минутку? Забыл сказать сразу, да и не до того вам было с дороги…
— Конечно.
Я не знала, что такого интересного парень отыскал в доме, но когда мы зашли в зимний сад, и увидела там два маленьких зеленых ростка — обалдела.
— Когда?!
— Через неделю после вашего отъезда. Я поливал, как ты просила, а они возьми и покажись! Совсем не вовремя выскочили, бедные. Видишь, мы их обложили светлячками, чтобы сберечь. Надеюсь, до весны протянут.
— Спасибо тебе! — воскликнула я и обняла парня. — Но что это? Не узнаю.
— Я вообще в растениях не очень разбираюсь, только если дикие, лечебные травы. Надо у Марка спросить, это ведь он сад создавал.
Так я узнала об ещё одном прежнем увлечении супруга — не мужском, надо сказать, деле, но это только больше согрело сердце. Марк не боялся делать что-то, что нравилось лично ему.
— Для мамы и сестры, — добавил Элдри. — Он их очень любил.
Я улыбнулась. Марка было легко представить заботливым братом и сыном, несмотря на то, что в начале наше семейной жизни он казался ворчливым, привередливым и требовательным. Наверняка в саду было красиво, а благодаря теплу и свету могли всходить даже южные растения.
— Позови Марка сюда, пожалуйста, — попросила я, и Элдри ушел.
Я склонилась над ростками.
— Не то время вы выбрали, маленькие, но мы постараемся помочь. Зима не останется навсегда, пока есть солнце.
Однако, поглядев в окно, на заметенный лес, я усомнилась в своих словах. Воины по очереди расчищали круг около зловещего ивняка, Марк, конечно, помогал, и труд был нелегким, учитывая, как было холодно. Конечно, Солнечные мерзли куда меньше обычных людей, но все-таки уставали. Сегодня Марк был дома, серьезный и сосредоточенный на невеселых мыслях, и мне хотелось супруга обрадовать.
Я встретила супруга у входа и нарочно провела его по длинной тропе, показав ростки в последний момент.
— Ого! — улыбнулся мужчина, и вокруг сразу стало светлее. Он опустился на корточки и внимательно оглядел растения. — Хм. Быстро вытянулись.
— А что это? — тихо спросила я.
— Трудно сказать, Габ. Я не большой специалист в ботанике. Но, думаю, добрый знак — уж точно.
Он поднялся и мягко притянул меня к себе. Радуясь, что снова вижу солнце, я обняла супруга и затихла. Пусть бы он чаще улыбался — и я буду счастлива.
Последующие дни оказались чуть более теплыми, и мы ходили гулять. Снег больше не шел, все понемногу устраивались. Конечно, пришлось кое-что наладить в доме, где вдруг вместо двух стало сорок человек. Например, мы группами дежурили на кухне — совсем как в Грозовом поместье. Конечно, мы с Марком не приобщали к этому гостей, но повар с корабля сам пришел, жалобно попросив дать ему дело.
— Не могу больше, руки ноют! — сказал он.
Когда все немного привыкли к новому дому и устроились с уютом, я вернулась к одному из своих любимейших занятий — снова стала шить для всех, кому это было нужно, с радостью и вдохновением. Марк — и тот заинтересовался. Он садился в кресло напротив и глядел на меня, что нисколько не отвлекало, хотя прежде я предпочитала трудиться в одиночестве. Супруг говорил, что ему легче думается, если он видит мое сосредоточенное лицо.