Горький вкус Солнца
Шрифт:
И, тем не менее, несмотря на бесконечный мучительный труд, всё как будто шло хорошо. Я таскала Мэй за собой, помогая принимать наиболее удобные позы, потом рассказывала что-то, чтобы отвлечь. А когда, наконец, пришел Дэр, принялась объяснять брату, что от него требуется.
— Попробуй здесь помять на схватке, — сказала я, прекрасно помня, как многим женщинам это облегчало боль. — В пояснице и ниже. Если ей станет легче, будешь так делать все время. Скажет давить сильнее — жми сильнее. Влево, вправо, ниже или выше — направляй его, Мэй. Теперь о позе. Тебе как легче — лежать, стоять, сидеть?
— Не знаю, — прошептала Мэй. —
Мы рассмеялись, и Мэй всхлипнула. Хорошо, что сквозь слезы она хотя бы улыбалась.
— Я ничего. Просто боюсь… немного…
— Не бойся, милая. Я помогу, — принялся тихо, уверенно говорить Дэр. Теперь-то в его голосе страха не было. Ещё бы! Стал бы он пугать любимую, когда та уже сильно напугана! — Ты виси на мне, сколько нужно. Давай попробуем спинку помять, как Габи сказала. И не забудь, молнии облегчают боль.
— Пока терпимо, — сказала девушка, и тут её снова накрыло.
Дэр тотчас принялся за дело, и, как часто бывало, сильные и нежные прикосновения помогли. Оставив их наедине, я отправилась сооружать гнездышко, и столкнулась с Марком, который старательно отдавал тепло. Помимо этого комната заполнялась светом — приятным, неярким, ласково-золотым.
— Ну, как она? — шепотом спросил супруг.
— Всё хорошо. Остается ждать.
— А… Это… Долго больно будет? — откашлялся он.
— У каждой по-своему. При потугах должно стать легче. Марк, слушай…
Я отвела его в сторону, чтобы нас не было видно.
— Я пощупала живот, и, кажется, первый будет идти ножками вперед. Господи, помоги! Я не умею поворачивать малыша, как мама, даже пытаться не буду — могу навредить. Придется рожать его так и надеяться, что второй выйдет головкой…
Марк сжал мои пальцы.
— Ты дрожишь, малышка. Руки ледяные.
— Я так боюсь! Не хочу говорить им об этом, но мне ужасно страшно, Марк! Я никогда сама роды не принимала, только смотрела!
— Габ, ты единственная, кто может помочь. У тебя есть знания. Пожалуйста, не сдавайся!
Я вздохнула и поглядела ему в глаза.
— Ни за что.
Так потекли минуты, которые лучше не запоминать пристально. Схватки становились чаще и сильнее, и, если бы не Дэр, который был для Мэй лучшим обезболивающим, не знаю, как бы я справилась. Наверное, прошел всего час, или два, или полчаса… Я не знаю. Но, снова осмотрев девушку, я поняла — будем рожать. Она уже едва терпела и то и дело просила помять поясницу, но это не слишком помогало. Дэр, который зимой терял большую часть сил, откуда-то наскреб молнии, чтобы облегчить ей муку. Я понимала, что если он продолжит в том же духе — вскоре рухнет как подкошенный.
— Милая, — улыбнулась я. — Давай-ка попробуем потужиться. Как тебе лучше?
— Сидеть, — выговорила девушка.
— Хорошо. Дэр, помогай.
Так началась ещё одна вечность, но куда более сложная. Мэй никак не могла справиться с дыханием, теряла его на каждой схватке, и плакала, пока у неё наконец-то не получилось. Я не соображала, что делаю, что говорю, как выгляжу со стороны. Не понимала, как идет время, не осознавала мгновений. Было сложно, и я не раз думала, что придется тянуть маленького силой. Но Мэй все же справилась, и я увидела розовое сердитое личико. Это была здоровая, хотя и маленькая девочка. Я тотчас положила её маме на живот, и позвала Марка, он должен был помочь. Хорошо, что Солнечный взял себя в руки, потому что спустя всего несколько минут появился второй малыш — мальчик, побольше своей сестры, крикливый и требовательный. Что я делала потом — не помню вовсе, потому что от усталости рассудок раскололся надвое. Одной его частью я успевала радоваться, второй решала, что ещё нужно не забыть.
— Дэр, помоги Мэй. Марк, мы маленькими займемся.
— Я могу сама встать, — запротестовала молодая мама.
— Знаю. Но давай ты прибережешь силы для деток. Дэр сильный, он тебя отнесет, перестелет постель, поможет умыться. А мы пока позаботимся о крохах. Это всего десять-пятнадцать минут, Мэй, и ты сможешь их забрать.
Девушка кивнула, устало мне улыбнувшись.
— Спасибо. — Она поглядела на Марка. — Всем вам. Вы — мои любимые.
Её нисколько не смущало быть в таком виде перед Солнечным. Ещё бы — после нескольких часов труда и боли откуда этому смущению взяться? А вот Марк определенно стеснялся. Когда я подала ему мальчика, мужчина замер. И, едва мы малышей унесли, он шепотом сказал:
— Вроде маленький, но такой большой! Как же она их двоих-то вмещала?
— А кто мне говорил про роды? — усмехнулась я. — Малыши скукоживаются, клубочком сворачиваются, потому и умещаются даже в маленьких мамах.
— А что нам делать?
— Я их сейчас осмотрю получше, немного помою. Ты пока что подержишь одного. Потом запеленаем — и к маме с папой.
И тут малыш закричал. Конечно, он хотел в тепло и уют маминых объятий, к груди.
— Поскорее надо.
Марк волновался, но помогал мне отлично, и вскоре мы передали крох дольным, хотя и усталым родителям. Теперь можно было уделить собственным переживаниям несколько минут, и я попросила Марка что-нибудь приготовить, а сама отошла в самый темный угол и расплакалась. Эти слезы были необходимы, чтобы отпустить лютое напряжение души. А потом подоспела и дрожь — выходил страх, охватывавший тело. Я не хотела больше справляться с ним, не осталось сил, но супруг как всегда не оставил. Он крепко обнял меня сзади, принялся нашептывать ласковые слова, гладить, целовать, и от этого я плакала ещё горше.
За ночь нас не единожды разбудил требовательный писк младенцев, причем просыпались они в разное время. Мэй едва успевала накормить мальчика, как начинала плакать девочка. Сына назвали Нордом, а дочу — Айрин. Это имя предложил Марк, и Мэй с Дэром с радостью согласились. Оказывается, они заранее даже и не думали о том, как назовут малышей.
— Я хотела написать список, — сказала Мэй, — но забыла. По-моему, и без предварительных споров хорошо получилось!
Мы рассмеялись. «Хорошо» рядком лежало на мягких одеялах между мамой и папой, и сразу было видно — мальчику достались волосы Мэй, Айрин же будет черноволосой. Зато глаза у обоих были пока что серые.
Мы собрались домой только через три дня, и всё это время не утихал ледяной дождь. Кругом дома советов шел обычный мокрый снег — заслуга Марка, но стоило отойти — и сосульки больно впивались в лицо.
Погрузив маму и малышей на сани, мы с Марком пошли впереди, а Дэр, конечно, сбоку. Несмотря на ночные бдения, он выглядел бодрым и счастливым. Ещё бы! Что уж говорить про всеобщую радость, когда мы приехали в поместье. Даже раненые вышли приветствовать маленьких человечков, поднялся и тяжело раненый Ласс. Стоило ли мне называть его отцом? Однако с разговором пришлось подождать.