Горловка. Девятьсот пятый
Шрифт:
Дружинники из расторопных
К конюшне бросились спасать
Несчастных брошенных животных,
Тревожно продолжавших ржать.
Открытые ворота, к счастью,
Огонь пока не охватил,
Но из его разящей пасти
Спасли лишь нескольких кобыл.
Сам Гречнев оббежал казармы:
Училище недалеко,
И может пламенем пожарным
Объять всё здание легко.
Его
Андрей служил недолгий срок.
И где тайком под видом хора
Он большевистский вёл кружок.
Андрей легко взлетел под крышу.
Помедлив в слуховом окне,
Он выбрался наружу, слыша
Гуденье ветра в вышине.
Пожар отсюда показался
Еще опасней и страшней,
Чем до момента, как поднялся
На крышу скользкую Андрей.
Метель то резко раздувала,
То прижимала вниз огонь.
Летели искры разудало,
И в воздухе царила вонь.
Когда очередным порывом
На крышу искры занесло,
Дружинник бросился ретиво
Топтать их и ругался зло.
Чуть позже прибежала пара
Рабочих, чтобы помогать
Училище из лап пожара
Немилосердных вызволять.
* * *
И завертелось-закружилось.
Трудился Гречнев, что есть сил,
А всё, что в этот день случилось,
На час он будто позабыл.
Забыл вчерашние событья,
Жестокий самосуд властей,
Доведший до кровопролитья
И страшной гибели людей;
Забыл о том, как было нужно
Его дружине поступать:
Солдат, не отобрав оружье,
Не следовало отпускать;
Забыл про тщетные надежды,
Что разрывали изнутри;
Забыл мечты, что грели прежде,
А ныне просто умерли;
Забыл о ложном чувстве долга,
Что в бой бессмысленный вело;
О беззащитности посёлка,
Который снегом занесло.
* * *
А Горловка лежала рядом.
Её заснеженный простор
Вполне бы мог открыться взгляду,
Будь вьюги послабей напор.
Отсюда с крыши б можно было[3].
Увидеть Корсунский рудник,
Копров его пейзаж унылый
И террикона строгий пик.
Увидеть рядом, чуть правее,
Свечу машзаводской трубы,
Струящей в небо, не жалея,
Дымов неровные клубы.
Увидеть улицы Садовой,
Изогнутой, как канапе,
Ряды домов постройки новой
Для служащих ОЮРКП[4].
Квартиры – не чета шахтёрским
Нагромождениям лачуг,
Ютящимся по склонам плоским
Холмов, разбросанных вокруг.
Увидеть можно б было зданье
Пекарни Мишурьянца, плюс
Три магазина, чьи названья
Вводили жителей в искус.
Один из магазинов этих
Был, к сожалению, сожжён:
Его обугленные клети
Глядели в хмурый небосклон.
Так красным петухом злодейским
Потешился в чужом добре
Народ бездумный в день еврейских
Погромов в этом октябре.
Увидеть можно было б также
Колонии машзаводской
Домов скукоженных, озябших
Не ровный и сумбурный строй
Из редких каменных строений
И частых мазанок кривых,
Полуземлянок, помещений
Столь неуютных и сырых.
С востока Корсунская балка
Была видна бы. Юный сад,
Основа будущего парка,
Собой порадовал бы взгляд.
На склоне балки, в окруженье
Садовой поросли, вставал
Красивый дом – на загляденье
И зависть местных приживал.
Построенный главинженером
ОЮРКП апартамент
Имел приличные размеры,
Конечно, как на тот момент.
Наверно, слишком уж дивила
Домина эта местный люд,
Что горловцы[5] назвали «виллой»
Сей инженеровский приют.
* * *
Обилье пищи философской
Дарует, кстати, нам пример,
Что по фамилии Янковский
Был этот главный инженер.
Уж как-то в Горловке сложилось,
Что местечковые царьки
С фамилией Янковский жилы
С народа тянут в две руки.
* * *
Пожар не то, чтоб разгорался,
Но и не думал угасать.
Андрей уже не опасался,
Что дом не сможет отстоять,
Но всё ж заглядывал с опаской
Во двор пылающих казарм,
Где разошёлся смертной пляской
Зловещий огненный плацдарм.
Был Гречнев так сосредоточен,
Что ничего не замечал,
Как будто мир из многих точек
Творец в одну лишь точку сжал.
А положенье изменилось: