Горничная для Мага
Шрифт:
Фабиана, выслушав, нахмурилось — видимо, ей этот ответ не совсем понравился.
— Уже скоро рассвет, — начал о другом Эммер, — Хэварту нужен лекарь и отдых, возвращайтесь в Ристол, чуть позже обсудим всё остальное, — с этими словами он отступил к жандармам, и вскоре один из них приблизился к карете, поднимаясь на место кучера.
***
Путь до Ристола оказался неблизким, фиалка успела задремать, положив на его здоровое плечо голову. Хэварт не выпускал её ни на миг, слушая Витлара, который, ещё больше удивляя, посвятил во все подробности того, как его похитили из Ристола и привезли в башню, чем он занимался все эти дни в плену. И, несмотря на то, что эта сделка едва не обошлась ему высокой платой, гора с груди свалилась,
В Ристоле их встретил Аскил, который тут же послал за лекарем. Фабиана не отходила, осторожно помогла раздеться и принялась стирать с его лица кровь выжатым в тёплой воде платком. Хэварт смотрел на неё и не мог оторвать глаз, не мог поверить, что она рядом, что заботится о нём. Первые лучи солнца заиграли в её льняных волосах серебряным блеском, коснулись бархатной кожи. Этот рассвет они встретили вместе.
— Это всё закончилось, да? — спросила Фабиана после долгого молчания.
Хэварт улыбнулся:
— Ещё не веришь?
Фабиана покачала головой и, кажется, опять собралась плакать, и он понимал — ей столько пришлось пережить. Но фиалка справилась и вновь принялась стирать кровь и сажу, убирая волосы Хэварта со лба, проведя платком над бровью, у виска.
— Скажи, фиалка, если я сейчас закрою глаза ненадолго, ты ведь никуда не сбежишь от меня?..
Фабиана удивлённо взглянула на него. Сначала в её глазах отразилось недоумение, а потом такая нежность, что в груди защемило и сделалось тесно — не вздохнуть. Это мгновение будто замерло, заставляя сердце биться ещё сильнее и горячее. Хэварт поддался чуть вперёд, приближая свои губы к её.
— …Хочу, чтобы так было всегда: открывать на рассвете глаза, видеть тебя и сгорать, когда ты вот так смотришь, фиалка, — прошептал глухо, лаская взглядом её губы, трогая дыханием чуть испачканные в саже завитки волос на её щеке.
Фабиана глубоко вздохнула, а на лице её отразилось столько всего, что заставило его задохнуться, а по телу разлиться волне дрожи. Фабиана подтянулась ближе, опуская взгляд на его губы.
— Я никуда не денусь, Хэварт, — твёрдо и серьёзно ответила. — И буду с тобой всегда, — сладкое горячее дыхание толкнулось в его губы, — я люблю тебя, Хэварт эрн Ламмерт. Очень люблю, — всё же всхлипнула она, но снова сдержала слёзы, прикусив губы, которые тут же соблазнительно налились, будто гранатовым соком.
Хэварт перевёл взгляд в её глаза, утопая в их безбрежности. Кажется, такого восхитительного пьянящего голову утра у него ещё не было никогда. Надо же, как вышло. Она изменила его жизнь, которая была в чёрно-белых тонах, обманчивых сиюминутных эмоций побед от игр, сделок, хождения по краю. Но радость превосходства гасла уже на следующий день, и снова ему нужно было идти и брать, и снова играть, и снова ходить по краю, чтобы хоть немного заглушить эту бездну в своей душе.
Теперь он обрёл что-то ценное, настоящее, то, что осветило самые тёмные углы его души, наполнило до краёв целительным нектаром и заставило чувствовать себя живым, чувствовать, как горячо и неистово колотится о рёбра сердце и рвётся дыхание из груди. В нём лишь желание заботиться о той, кто распалила его своей чистотой и ранимостью, гордостью и упрямством, тонкой красотой и чуткостью. Его фиалка, самая необыкновенная и желанная, сейчас в его руках, рядом с ним, близко.
Опустив веки, Хэварт погладил такое маленькое плечо Фабианы, лаская, перемещая ладонь на шею, скользнул пальцами по щеке, касаясь волос, хотел прижаться к её губам, но за дверью послышался шум и топот. С глухим стоном Ламмерт выдохнул, а фиалка с нежеланием отстранилась в тот миг, когда дверь открылась, и в комнату вошёл Ульман в сопровождении Аскила.
Хэварт устало откинулся на подушки.
А дальше проходил долгий осмотр, обработка ран и перетягивание жёсткими жгутами повреждённых костей, но, к счастью, обошлось без переломов, правда, пара трещин всё же были. А после принятие горьких снадобий Хэварта со страшной силой потянуло в сон, и он уже не мог бороться с действием лекарств, проваливаясь в небытие, зная, что фиалка рядом и никуда от него теперь не денется. Она обещала.
Эпилог
Фабиана
Месяц спустя
Фабиана открыла дверь и вошла в кабинет.
Время близилось к ужину, но Ламмерт, похоже, не спешил к столу, сидел в полумраке свечей, склонившись над какими-то бумагами. Но когда в кабинет вошли, он поднял взгляд.
Чёрные глаза поглотили Фабиану — блестящие, хищные, проницательные, от которых у нее всегда слабели колени. За эти дни после того жуткого события с артефактами она всё никак не могла оправиться, и Хэварт старался, чтобы она забыла обо всём, купал её в огне своей любви и нежности, настолько головокружительной и будоражащей, что засыпали они только под утро уже которую ночь. Она и не знала, что можно так постигать друг друга, бесконечно, сплетаясь телами, дыша в унисон… И всё же когда она, уставшая и разморенная негой, засыпала на его груди, ей снились кошмары, она старалась не тревожить ими Хэварта, но он был невероятно чуток к её сну, особенно за две последние недели, когда Фабиана вдруг почувствовала себя неважно и всё списала на переживание. Но Хэварт настоял, чтобы её осмотрел Ульман.
Господин Бранс обошёлся парой вопросов и внимательным взглядом, чтобы понять, в чём дело, от чего Фабиана залилась краской на глазах у мужчины и скрылась из кабинета. Ламмерт пришёл к ней чуть позже… До сих пор она видела его взгляд и ту восхитительную, полную сумасшедшей любви ночь, которую он ей подарил.
Утром пришла весточка от его Его Высочества, в которой говорилось, что Хэварт должен снова прибыть в резиденцию, чтобы решить некоторые вопросы о Витларе.
О младшем милорде слух разбежался быстро, и король, заинтересовавшись им, пригласил пройти обучение в его резиденции. И Витлар согласился с охотой, присоединившись к рангу магов, которые создавали артефакты. Витлар оказался ценной находкой. Хэварту эта затея не слишком нравилась, но запретить и не взять в счёт желание самого Витлара он не мог. Позволил ехать.
Фабиана обошла стол и подошла к Хэварту со спины, скользнула взглядом по чёрным уже отросшим волосам, которые пришлось немного остричь из-за опалённых огнём концов, по сильной шее, так соблазнительно открытой — настоящее искушение прикоснуться, что Фабиана и сделала, скользнув по широким плечам мужчины руками, обвив его, прильнула к пульсирующей вене губами. Хэварт погладил её кисти, обхватил запястье и, развернувшись всем корпусом, подхватил Фабиану, посадил себе на колени так проворно, что она и охнуть не успела. Ладонью прошелся по щиколотке к колену, волнующе погладив, бессовестно задирая платье, и скользнул по бедру, чуть сжимая, поглаживая пальцами, рождая в глубине живота пульсирующее тепло. Как же было уютно в его руках. Фабиана никогда не чувствовала себя настолько защищенной и любимой. Минувшие переживания сметались горячим напором этого мужчины. Бартолд эрн Груно был мёртв, дошли слухи что его сын отбыл за границу, не перенеся такого позора и давления властей. И уехал ни один, а с молодой девушкой. Не сложно было понять, что Игнес взяла его в оборот.
Обняв его за шею, глянула на стол.
— Что это? — спросила, увидев исписанные ровным почерком бумаги с какими-то подписями.
Хэварт, вспомнив о своём занятии, посмотрел на стол.
— Я тут кое-что подумал и решил, — начал он. — Поднял дедов архив и нашёл ценные документы. Ойген эрн Ламмерт имел несколько приисков ценных металлов и рудников на юге от Вальштора.
Фабиана приподняла бровь, рассматривая документ лучше.
— Он оставил своё дело, когда уже не мог справляться. Отец, видимо, не стал вести его… Хотя несколько раз упоминал об этом, — Хэварт взял пергамент из дорогой бумаги.