Горняк. Венок Майклу Удомо
Шрифт:
Опора сидела у огромного чана во дворе, разливала пиво по кружкам и собирала деньги.
В кухне хлопотал Джозеф — он тоже торговал пивом.
— Кзума, Кзума! — не своим голосом завопил Джозеф, бросил торговать, схватил Кзуму за руку и долго тряс ее.
— А я думал, тебя загребли. Оглянулся, увидел, что ты врезал полицейскому, и решил, тебе каюк. Расскажи, что случилось, парень!
Кзума начал было рассказывать, но шум не давал говорить. И он замолчал. Джозеф кивнул, что было мочи хлопнул Кзуму по спине,
В эту самую минуту в кухню вошла Лия, и с ходу выхватила у Папаши кружку.
Папаша взвыл, обернулся, увидел Лию и пришел в неописуемую ярость: прыгал, бранился, плакал.
Лия обняла Кзуму, сгребла его в охапку. Пьяницы загоготали, подняли Папашу на смех. Кзума отнял у Лии кружку.
— Я обещал поставить Папаше кружку пива: мне ничего другого не оставалось, иначе он не соглашался показать, где твой дом.
Лия криво улыбнулась, вскинула бровь, передала кружку Папаше.
Папаша, цапнув кружку, пулей вылетел из кухни.
Кзума и Лия покатились со смеху.
— Значит, ты убежал, — сказала Лия.
Он кивнул.
— Вот и хорошо. Ты его как следует оглоушил?
Кзума поднял свой огромный кулак.
— Он сразу с катушек долой.
— Молодец, но только в следующий раз, когда Джозеф велит тебе бежать, ты ему не перечь. Он в городе все ходы-выходы знает.
Она погладила Кзуму по руке и улыбнулась:
— Да, ты мужик что надо… Пойдем посмотрим, где тут можно поговорить.
Они переходили из комнаты в комнату, но всюду было битком набито, всюду толпились любители выпить.
— Дело прежде всего, — сказала Лия.
Она тряханула кожаной кисой, привязанной к поясу. Похоже, киса была полнехонька.
— Это и есть власть, — сказала Лия.
Кзума поглядел на нее. Глаза Лии сияли, лицо раскраснелось, улыбка, чуть тронув край губ, погасла. Высокая грудь ровно вздымалась и опускалась. Перехватив его взгляд, Лия захохотала. Вид у нее сегодня был особенно властный.
— Тебя опять заели вопросы? — Глаза ее хитро поблескивали.
Они вышли на веранду, но и тут толпился народ.
— Дело прежде всего, — повторила она и вывела Кзуму на улицу.
Они дошли до угла.
— Ты поел?
— Нет.
— Ладно. Когда переговорим, пойдешь поешь с учительницей, она вернулась. Идет?
— Идет, — сказал он.
— Завтра можешь отдохнуть. А если тебе так уж приспичило, послезавтра отправляйся на рудник… Скажи, у тебя на Севере есть баба?
— Нет.
— Хочешь завести бабу здесь?
— Там посмотрим.
Лия усмехнулась. Они постояли еще немного на углу. Лия все вглядывалась в переулок.
Минут через десять около них притормозил чернокожий полицейский на мотоцикле.
— Привет! — сказала Лия.
— Привет! — ответил полицейский и искоса глянул на Кзуму.
— Это свой, — сказала Лия.
— Сегодня они не придут, — сказал полицейский.
— Вот и хорошо.
— Зато утром они перекопают весь твой двор, да и не только твой.
— Вот оно что… А чей еще?
— Я имею дело только с тобой, — сказал полицейский. Вынув пять бумажек по одному фунту из кожаной кисы, Лия передала их полицейскому.
— Но другим — ни гугу, — сказал он.
— Мне до других дела нет, — ответила Лия и отвернулась.
Полицейский уехал.
— Пошли, — сказала Лия и повернула обратно к дому.
Кзума нагнал ее, взял за руку.
— А ты других предупредишь?
— Тебе-то что? — Она вырвала у него руку.
— Не понимаю я тебя.
— Дурак, потому и не понимаешь… Пошли! У меня дел непочатый край.
Они прошли к двери в дальнем конце двора. Лия постучалась в дверь, вошла, Кзума — следом за ней.
Молодая женщина — они застали ее за едой — подняла на них глаза.
— Это Кзума, — сказала Лия.
Кзума улыбнулся, но ответной улыбки не дождался. Так вот она какая, учительница, подумал он.
— Дай ему поесть, — сказала Лия, — и пусть он останется у тебя. У меня дел по горло. Спозаранку придут рыть.
— А сегодня? — спросила девушка.
— Сегодня не придут. Поэтому нам надо побыстрее расторговаться, а что останется, попозже закопать. Я тебя кликну. Когда поедите, может, вы с Кзумой сходите в кино. Идет?
Лия вышла, захлопнув за собой дверь, но тут же всунула голову обратно.
— Кзума, я на тебя не сержусь! Но тебе пора поумнеть. Если я предупрежу других, полиция мигом смекнет, кто это сделал, и тогда быть беде. А теперь ешь…
И снова захлопнула дверь.
— Бери стул, садись, — сказала девушка.
Кзума повиновался.
Девушка встала, положила ему еду. До чего же она красивая! Как бархатистый коричневый цветок. И какая молодая, сильная, ловкая. Все в ней красиво: и очертания рук и ног, и движения, и посадка головы — глаз не отвести. А голос такой нежный — кажется, век бы его слушал.
Девушка поставила перед Кзумой тарелку.
— Ты сегодня ударил полицейского? — спросила она.
Он кивнул.
— Почему?
— Он меня стукнул ни за что ни про что.
— А почему ты не убежал?
— Зачем бежать человеку, за которым нет никакой вины?
И тут она в первый раз улыбнулась ему. И какая милая у нее улыбка! Зубы белоснежные, на щеках ямочки, по одной на каждой. Глубокие, прехорошенькие— так и хотелось их поцеловать. А когда она улыбнулась, в глубине ее глаз загорелись огоньки. Он рассиялся ей в ответ.