Город Анатоль
Шрифт:
В сумерки Янко вышел из дому. Быстро прошел по улицам, по которым никогда раньше не ходил, до конца города, к старому кладбищу. Здесь, рядом с кладбищем, находился сто участок для застройки. Довольно большой пустырь — один песок да щебень, — в сущности не представлявший никакой ценности. Во всяком случае, участок стоил гораздо меньше, чем те шестьсот крон, которые он в свое время заплатил за него летчику, лейтенанту Дубранке. На участке днем работал канатчик и играли дети. Рядом ютились первые хижины пресловутого «цыганского квартала».
Ледерман был уже на месте. Янко быстро поздоровался с ним и в волнении принялся расхаживать взад и вперед по пустому,
«Что с ним такое? — думал Ледерман. — Кажется, он совсем спятил!»
— Там должен лежать кусок коры или щепка, — шептал про себя Янко, бродя по пустырю, словно лунатик… Как мог знать Ледерман, что у Янко было нечто вроде видения? И в этом припадке ясновидения ему отчетливо представилось место, на котором лежал кусок коры. Вдруг Янко остановился. Вот она, эта кора! Он очертил круг на земле, затем поднялся, крестясь. Лицо его в сумеречном свете казалось синеватым, так оно было бледно.
— Вот здесь, Ледерман, — взволнованно сказал он. — И как мы уговорились, если у вас будут спрашивать, вы взяли подряд у одного коммерсанта из Комбеза. Работать будем день и ночь, как условились…
И Янко уже скрылся в темноте. Он опять перекрестился, еще и еще раз. Свершилось. Всё поставлено на карту. Он сделал свою ставку. Теперь крутись, шарик!
Теперь Янко каждый день совершал вечернюю прогулку между «Траяном» и ратушей. Он старался придать своему лицу веселое, легкомысленное выражение, на его губах играла загадочная, торжествующая улыбка. У него был вид человека, которому везет и который не знает заботы. Яскульский рассказывал всему городу, что он в компании с Янко основал новое нефтяное предприятие — четыреста тысяч крон! Янко это было на руку: кредиторы молчали.
По вечерам его часто навещала Роза. Дом семнадцать в Монастырском переулке нравился ей. Здесь не нужно было шептать, здесь она могла громко смеяться сколько душе угодно. Но Соню Янко видел очень редко.
— Что вы делаете, Янко? — спрашивала Соня. — Какие у вас планы?
— Ничего не делаю. Может быть, скоро поеду путешествовать.
— Вы с Борисом расстались?
— Да, я не мог больше выносить его педантичность. Как хорошо, что Жак в это время был в Берлине и должен был пробыть там еще несколько недель. Это просто счастье. Он еще ничего не знал. Но однажды, когда Янко лежал на постели и курил папиросу, вошел Жак, и Янко сразу увидел, что он знает всё. Жак был по-настоящему рассержен.
— Так вот ты где живешь теперь. Тебя нелегко найти, — довольно холодно сказал Жак.
— Да, я теперь здесь. Не смог ужиться с Борисом.
— И что же дальше? — Жак с упреком посмотрел на него. — Я всегда боялся этого, ты делал опасные намеки!
Да, за последние недели и даже месяцы, еще до вскрытия завещания, Янко вдруг чрезвычайно заинтересовался нефтью. Он часто говорил с Жаком на эту тему. Для него было бы теперь весьма кстати, если бы у него завелись деньги. Он городил несусветную чушь, и Жак однажды остановил его и посмотрел на него так насмешливо, что Янко больше не осмеливался упоминать об этом. Ах, как сердит был Жак! Янко засмеялся просто от смущения.
— О, он уже тебе всё разболтал! — воскликнул Янко.
— Нет, он сказал мне, что выполняет заказ одного коммерсанта из Комбеза, но я-то знаю, что это твой участок. Ты ведь мне его как-то раз показал.
Жак осыпал Янко упреками. Никогда еще Янко не видел его таким раздраженным. Он держит пари, сто против одного, что Янко выбросит свои деньги на ветер.
— Для чего тогда друзья? Послушай, Янко, ведь это же безумие!
Жак не мог успокоиться. Он заговорил о геологических разрезах, о профилях, о слоях разных пород в горах. Они, специалисты, хоть кое-что знают, да и то не всё. Весьма возможно, что Анатоль лежит на больших скоплениях нефти, как это многие утверждают. Но зачем вкладывать свое состояние в более чем сомнительные эксперименты, которые под силу разве только фирме с миллионным капиталом? По лицу Жака было видно, что он очень зол, хотя он и старался сдерживать себя.
Янко уже не смеялся. Смущенный и пристыженный, расхаживал он по комнате и сам был взволнован тем, что Жак так огорчен. Затем он остановился перед Жаком и, словно желая задобрить его, сказал робко, но в то же время с полным убеждением:
— Ведь я ее видел.
— Что ты видел? Нефть?
Янко кивнул:
— Да, нефть! У меня — как бы это сказать? — Янко откинул назад голову, — было как-то раз сумеречное состояние психики. Ну словом, это было видение. Я увидел нефть под землей, настоящий поток.
— О боже ты мой!
Жак в ужасе отскочил, схватил шляпу. Не сошел ли Янко с ума?
— Послушай, Жак, третьего дня мы нашли первые следы нефти.
Уже стоя в дверях, Жак еще раз обернулся:
— О, я знаю их, эти следы нефти там, где работает Ледерман! Хорошо знаю их, — сказал он со злобным огоньком в глазах и побежал вниз по лестнице.
Он быстро вышел из ворот на улицу, и даже спина его казалась сердитой.
«Он только материалист! — подумал Янко и пожал плечами. — Он не может себе представить… Но, черт возьми, ведь бывают же видения, ведь есть же на свете тайны, о которых он и не подозревает!»
И вдруг ему стало невыносимо грустно.
Жак вышел из дома Янко охваченный тревогой, печалью, почти отчаявшись. Да, он любит Янко. Он чувствует это по тому невыносимому страху, который внушает ему теперь затея Янко. Жак начал сомневаться в умственных способностях Янко. Теперь, когда есть возможность хоть немного привести свои дела в порядок, Янко вдруг губит себя этим безумием!
— Нет, никакая сила в мире не может его спасти, — тихо сказал Жак. — Ничем нельзя помешать его гибели: он точно камень, который катится в бездну. Скоро он будет на дне. Янко, Янко!
XXVIII
После долгого перерыва Франциска опять наконец появилась в городе; жители Анатоля с любопытством разглядывали ее. Да, она расцвела, эта Франциска, видно, лесной воздух пошел ей на пользу. Глаза ее стали более светлыми и блестящими, грубоватые крестьянские черты лица смягчились. Теперь Франциску можно было принять за настоящую даму. Она была тщательно одета и только не заметила, что у нее на спине к платью прилипло перышко.
Сегодняшней прогулкой Франциска преследовала совсем особую цель. Разумеется, всё это только нервы, глупость, какой-то заскок, но, однако же, факт остается фактом: каждый раз, когда Франциске приходилось отправляться в Анатоль за покупками или по каким-нибудь делам (она всегда с трудом заставляла себя делать это), входя в магазин, она начинала дрожать, не находила слов, не знала, как себя держать. Франциска?.. Ведь обычно она вовсе не была робкой! Что с ней такое? Этот страх остался у нее в крови от прежних времен. Когда-то, после процесса, все служащие в магазинах, особенно женщины, разглядывали ее с насмешкой и презрением и весьма неохотно обслуживали; некоторые вовсе не хотели иметь с ней дело; они исчезали, а если и подавали ей пакеты, то делали это так, точно она была прокаженная.