Город Бездны
Шрифт:
Непростой вопрос. Кагуэлла был мужественным человеком, но он не хлебнул солдатской службы. У него просто не было определенных навыков, которыми я обзавелся очень давно, – и ему бы понадобилось полжизни, чтобы их приобрести. Он разбирался в оружии, но не знал, когда его надо применять. Его познания в стратегии и тактике носили сугубо теоретический характер. Он хорошо усвоил правила игры и даже кое-какие ее тонкости. Но его никогда не швыряло в грязь ударной волной, ему не приходилось видеть в стороне кусок собственного тела, дрожащий, как выброшенная на берег медуза. Не факт, что от подобного ты станешь сильнее, но прежним тебе уже не быть. Впрочем, разве Кагуэлле это мешало? По большому счету это была не война – то, во что мы ввязались. Да и я оказался не на высоте… Подобные соображения отрезвляют, но мне было трудно полностью отказаться от мысли, что за это время Кагуэлла тоже мог бы добиться успеха.
И все же почему сюда прилетел я, а не он?
– Ему было бы трудно покинуть планету, – сказал я. – Он считался военным преступником. И был ограничен в передвижениях.
– Он мог бы что-нибудь придумать, – заметила Шантерель.
Беда в том, что она, пожалуй, права. И размышлять над этим мне хотелось меньше всего на свете.
– Приятно было познакомиться, Таннер.
– Шантерель, не…
Когда дверца разделила нас непреодолимой преградой, она качнула головой – ее скрытое под кошачьей маской лицо по-прежнему казалось бесстрастным. Фуникулер устремился вверх, двигаясь шумными толчками. Тросы, за которые цеплялись его рычаги, мелодично позванивали, то натягиваясь, то провисая.
По крайней мере, она не поддалась искушению и не высадила меня в Мульче.
Шантерель это сделала в незнакомом районе Полога. Впрочем, чего я ожидал? Наверное, меня подвела таившаяся в закоулках мозга мысль о том, что мы могли бы встретить утро в одной постели. Такое продолжение знакомства, которое началось с похищения под дулом пистолета и обмена угрозами, трудно назвать неожиданным. Она была достаточно красива, пусть эта красота и не была такой экзотической, как у Зебры. Возможно, не столь самоуверенна, но подобное неизбежно приводит к тому, что во мне просыпается покровитель. При этом она не побоялась посмеяться над пресловутой мужской гордостью – и была права. Ну и что с того? Шантерель мне понравилась, и, если я нуждался в оправдании этой своей слабости, не имело значения, насколько она иррациональна.
– Черт бы тебя побрал, Шантерель, – не слишком уверенно произнес я, сойдя на посадочную площадку вроде той, что находилась снаружи Эшер-Хайтса, но менее людной.
Машина Шантерели была здесь единственной, а теперь исчезла и она. Мелкий дождь походил на пар из пасти гигантского дракона, витающего где-то в вышине над Пологом.
Я двинулся к краю платформы, чувствуя, как вместе с дождем ко мне снова нисходит Небесный.
Глава 29
Это был обычный обход «спящих».
Небесный и Норкинко шли по железнодорожному тоннелю вдоль корабельного «хребта», грохоча башмаками по подвесному настилу. Время от времени мимо по рельсам с шумом проносилась цепочка автоматических вагонеток. Эти составы везли запчасти и продовольствие небольшой группе техников, которые обитали в дальнем конце корабля, – они денно и нощно обхаживали двигатели с энтузиазмом идолопоклонников. Сейчас навстречу, мигая оранжевыми сигнальными огнями, двигался один из таких поездов. Он почти заполнил собой тоннель. Небесный и Норкинко вошли в нишу, чтобы подождать, пока вагонетки не проползут мимо. При этом Небесный заметил, как его друг что-то спрятал в карман рубашки – кажется, листок бумаги, исписанный рядами цифр, частью зачеркнутых.
– Давай быстрее, – сказал Небесный. – Я хочу быть на третьем узле до того, как придет следующий состав.
– Без проблем, – отозвался Норкинко. – Следующий будет здесь через… семнадцать минут, не раньше.
Небесный поглядел на него с подозрением:
– Ты точно знаешь?
– Конечно. Они же ходят по графику.
– Само собой. Мне просто непонятно, как ты умудряешься держать в голове все расписание.
После этого ни один не проронил ни слова, пока они не дошли до ближайшего узлового пункта. Здесь, вдали от главных жилых отсеков, стояла непривычная тишина, почти не нарушаемая шумом воздушных насосов и прочих систем жизнеобеспечения. Хотя мониторинговые устройства непрерывно контролировали состояние «спящих», на это расходовалась лишь ничтожная часть энергии корабля. Системы охлаждения тоже были не слишком прожорливы: момио намеренно разместили почти в открытом космосе. Пассажиры лежали в анабиозе и не ведали, что от абсолютного межзвездного вакуума их отделяет лишь несколько дюймов. Небесный и Норкинко были одеты в термокостюмы, при выдохе изо рта вырывался белый клуб. Небесный то и дело накидывал капюшон, чтобы согреться, а Норкинко вообще ни разу не обнажил голову.
Они давно не общались. Их отношения почти прекратились после смерти Бальказара. Все время и силы Небесный тратил на укрепление своего авторитета среди экипажа. С поста главы службы безопасности – третьего человека на корабле – он сделал еще один шаг наверх. Теперь лишь Рамирес стоял между ним и абсолютной властью на «Сантьяго». Несомненно, определенные проблемы создавала Констанца, правда, сейчас он перевел ее на незначительную должность в охране. Ни ей, ни кому-либо другому он не позволит сорвать свои планы. Положение капитана оказалось весьма шатким. Корабли пребывали в состоянии холодной войны друг с другом, на борту царила атмосфера подозрительности, доходящей до паранойи. Любое неосторожное слово могло повлечь за собой самое беспощадное наказание. Достаточно будет одного скандала, тщательно спланированного, чтобы устранить Рамиреса, в то время как убийство может вызвать ненужные подозрения. Небесный уже начал действовать в этом направлении. Скандал, который уничтожит Рамиреса, одновременно обеспечит надежное прикрытие его собственным планам.
От узла Небесный и Норкинко прошли в модуль со «спящими» – один из шести, расположенных в этой части «хребта». Каждый модуль содержал десять капсул. Добраться сюда было непросто, поэтому за один день удавалось осмотреть лишь ничтожную часть момио. Но Небесный был вторым человеком на корабле и не мог надолго оставлять «спящих» без внимания.
Впрочем, эта задача с каждым годом облегчалась. То один, то другой модуль выходил из строя. После этого на оживление содержащихся в нем момио не оставалось ни малейшей надежды. Небесный вел тщательный учет мертвых, выявляя сектора, в которых системы жизнеобеспечения могли вскоре отказать. Несмотря на это, случаи гибели момио распределялись по всему «хребту» почти непредсказуемо. А что еще ожидать от оборудования, давным-давно отработавшего свой срок? На момент старта Флотилии оно считалось последним словом техники, но это были опытные образцы. С Земли приходили инструкции, которые позволяли существенно улучшить криогенные установки. Рядом с модернизированными старые капсулы показались бы египетскими саркофагами. Но ни один корабль Флотилии не воспользовался этими советами. Реконструировать действующие капсулы было слишком рискованно.
Небесный и Норкинко пробрались в первый модуль и вошли в одну из десяти капсул, расположенных по окружности. Немедленно восстановилась атмосфера, затеплились огоньки приборов, ожили дисплеи, однако в камере по-прежнему царила смертельная стужа.
– Небесный… этот мертв.
– Знаю.
До сих пор Норкинко не посещал «спящих». Но на этот раз Небесный решил взять его с собой.
– Я отметил его еще в прошлый раз.
Аварийные лампочки на саркофаге пульсировали, словно охваченные паникой, – увы, напрасно. Стеклянная крышка была по-прежнему герметично закрыта. Небесный наклонился поближе, чтобы убедиться в смерти «спящего», – показаниям приборов не всегда можно доверять. Но вид мумифицированного тела не оставлял места для сомнений. Бросив взгляд на табличку с именем «спящего», Хаусманн сверился со списком и удовлетворенно кивнул. Ошибки не было.
Он покинул камеру, Норкинко вышел следом, открыл следующую…
Та же история. Еще один мертвый пассажир, и причина смерти та же – сбой в работе оборудования. В криогенной установке больше не было никакого смысла. Вряд ли в этом теле сохранилась хоть одна живая клетка.
– Кошмарные потери, – заметил Норкинко.
– Не знаю, – отозвался Небесный. – В определенном смысле их смерть нам на пользу. Знаешь, Норкинко, зачем я привел тебя сюда? Выслушай меня внимательно и запомни: ни одно слово, которое ты услышишь, не должно покинуть эти стены. Понял?