Город Бездны
Шрифт:
К Небесному Хаусманну.
Передо мной словно раскрылась бездна.
Ноги подкосились, я рухнул на скользкую от дождя землю, и меня буквально вывернуло наизнанку. Телефон выпал из руки. Он лежал рядом, и на дисплее я видел удивленное лицо Таннера.
– В чем дело? – спросил он.
Я снова поднес телефон к губам:
– Амелия. – Вначале я прошептал чуть слышно, затем повторил ее имя чуть громче. – Она ведь с тобой? Ты ее обманул.
– Скажем так: она была весьма полезна.
– И она, разумеется, не в курсе твоих планов.
Мой вопрос, похоже, позабавил Таннера.
– Она так доверчива. Хотя ты вызывал у нее некоторые подозрения. Думаю, дело было так: после того как ты покинул «Айдлвилд», она узнала о кое-каких особенностях твоего генетического кода, приняв их за признак врожденного заболевания. Словом, подозрения подтвердились. Она пыталась связаться с тобой, но ты стал таким неуловимым… – Таннер снова улыбнулся. – К тому времени меня оживили, и мои навыки очень скоро восстановились. Я помнил, кто я такой и зачем отправился на том корабле с Окраины Неба. Я помнил, что охочусь за тобой, потому что ты украл мое имя и мои воспоминания. Само собой, я не стал делиться этим с Амелией. Просто сказал ей, что мы с тобой братья и что ты немного не в себе. Маленький безобидный обман. Ты не можешь меня упрекнуть.
Да, это было почти правдой. Я тоже обманывал Амелию, надеясь, что она наведет меня на след Рейвича.
– Отпусти ее, – попросил я. – Для тебя она ничего не значит.
– Ты не прав. У тебя будет еще один повод, чтобы добраться до меня. Лишний повод со мной встретиться… Кагуэлла.
Его лицо на мгновение застыло, затем связь прервалась. Мы по-прежнему стояли под дождем. Потом я вернул телефон Зебре.
– А как насчет другой раны? – спросила Зебра, когда мы снова сели в машину и продолжили путь через Город. – Насколько я поняла, Таннер потерял ступню, но сканер не нашел следов такого ранения. Но ты обратился к миксмастеру не только из-за этого. – Она покачала головой. – Прости, но мне по-прежнему хочется называть тебя Таннером. Непросто иметь дело с человеком, не признающим собственного имени.
– Поверь, мне тоже непросто.
– Ладно, теперь расскажи о другой ране.
Я перевел дух. Подходим к самому трудному.
– Таннер ранил человека, на которого он работал. Этого человека звали Кагуэлла.
– Очень мило с его стороны, – заметила Шантерель.
– Нет, вы не так поняли. По сути, этим Таннер оказал ему услугу. Ситуация была связана с захватом заложников. Таннеру пришлось стрелять сквозь Кагуэллу, чтобы… – У меня сорвался голос. – Чтобы убить бандита, приставившего нож к горлу жены Кагуэллы. Таннер не собирался убивать Кагуэллу. Он стрелял под таким углом, чтобы его хозяин не получил серьезного ранения.
– И?..
– Таннер выстрелил.
– И все получилось, как задумано? – подсказала Зебра.
Я вновь увидел, как Гитта оседает на пол палатки. Цена ошибки Таннера.
– Кагуэлла действительно выжил, – проговорил я, собравшись с силами. – Таннер досконально изучил анатомию. Убийце-профессионалу необходимо знать, какие ранения наверняка приведут к смертельному исходу. А можно поступить иначе: прострелить человека насквозь и не убить его.
– Прямо хирургия, – заметила Шантерель.
– Так оно и есть.
Я рассказал о том, что обнаружил сканер миксмастера. Зажившую сквозную рану, которую мог нанести только луч лазера. Луч пробил поясницу и вышел через живот чуть выше. На сканере это выглядело как тающий инверсионный след самолета.
– Но это значит, что… – протянула Зебра, и я перебил:
– Можно я сам? Это значит, что я – тот человек, на которого работал Таннер Мирабель. Кагуэлла.
– Чем дальше, тем хуже, – прокомментировал Квирренбах.
– Не перебивай, пожалуйста. – Зебра строго взглянула на композитора. – Я сама ходила с ним к миксмастеру, если помнишь. Он не выдумывает.
– А вы, – я повернулся к Шантерель, – видели результат генетических изменений, которые кто-то произвел у меня в глазах. Это было сделано по просьбе Кагуэллы, тот поручил работу ультра. Он был страстным охотником. Но дело не только в этом, верно? Кагуэлла заказал себе ночное зрение, потому что ненавидел темноту. Она напоминала о том, как он сидел в своей детской – маленький, одинокий – и не надеялся, что его спасут.
– Говоришь о Кагуэлле в третьем лице, – заметила Зебра. – Почему? Ты уверен, что ты – это действительно он?
Я тряхнул головой, вспомнив, как стоял на коленях под дождем, полностью опустошенный. Чувство потерянности никуда не делось, но мне удалось взять его под контроль, обнести забором. Пока хлипким, но это позволит мне действовать в настоящем.
– Косвенно – да. У меня есть его воспоминания, правда обрывочные и не более отчетливые, чем воспоминания Таннера.
– Давайте подведем итог, – предложил Квирренбах. – У вас, черт побери, нет ни малейшего представления о том, кто вы такой на самом деле. Или я не прав?
– Нет, – сказал я, восхищаясь собственной выдержкой. – Я Кагуэлла. Теперь я в этом абсолютно уверен.
– Таннер хочет убить тебя? – спросила Зебра, когда машина Шантерели приземлилась возле привокзальной площади и мы вышли наружу. – Хотя у вас были весьма дружеские отношения?
Белая комната, голый человек, съежившийся на полу… Эта картина стробоскопически вспыхивала у меня перед глазами. С каждым повторением она становилась все более отчетливой.
– Случилось нечто отвратительное, – сказал я. – То есть человек, которым я являюсь – Кагуэлла, – сделал с Таннером нечто отвратительное. Теперь Таннер хочет мне отомстить, и я не уверен, что осуждаю его.
– Я тоже вас не осуждаю, – сказала Шантерель. – Я имею в виду вас обоих. Если бы вы… Таннер… не выстрелили…
Она смутилась и умолкла. Что я мог сказать? Представить себе картину этих перепутанных воспоминаний и личностей не легче, чем держать в уме схему плетения многоцветного гобелена.
– Таннер промахнулся, – проговорил я. – Этот выстрел должен был спасти жену Кагуэллы, но достался ей. Думаю, это была первая фатальная ошибка за всю его карьеру. Просто момент был слишком напряженным.