Город Бездны
Шрифт:
– У меня нет никаких имплантатов.
– Нет, есть. И, кажется, с ними не все в порядке.
Она щелкнула пальцами, и робот засеменил к кровати. Разумеется, ни на одеяле, ни на простыне ничего не было. Правда, минуту назад я занимался сборкой заводного пистолета, соединяя детали методом проб и ошибок. Половина деталей уже «срослась», когда я увидел Амелию и Душу, которые пересекали лужайку за домиком. Детали тут же оказались под подушкой. Боюсь, теперь они уж слишком напоминали оружие. Осматривая мои пожитки, сестры могли сколько угодно ломать голову над странными алмазными фигурками, но
– Дефект? О чем вы говорите, сестра Душа?
– Сейчас вы сами увидите.
Раздался щелчок, и яйцеобразная голова робота раскрылась, как будто развалилась его черепная коробка. Сходство усиливалось из-за шаровидного экрана, который оказался внутри: его заполняло медленно вращающееся объемное изображение мозга, почему-то сиреневого цвета. В глубине клубились какие-то призрачные молочные облачка. Разумеется, это был мой мозг. Но мне проще было бы узнать себя на портрете кисти художника-абстракциониста.
Пальцы сестры Души залетали над вращающимся шаром.
– Проблема в этих светлых пятнах, Таннер. Перед вашим пробуждением я ввела вам бромдеоксиуридин. Это искусственный аналог тимидина, одной из нуклеиновых кислот ДНК. Аналог поступает вместе с тимидином в новые клетки мозга, чтобы мы могли проследить течение нейрогенеза – образования новых мозговых клеток. Светлые пятна обозначают места скопления индикатора – места скопления недавно появившихся клеток.
– А я думал, нервные клетки не восстанавливаются.
– Этот миф похоронили пятьсот лет назад, Таннер, но отчасти вы правы: для высших млекопитающих регенерация нервных клеток – весьма редкий процесс. На этом скане вы видите еще менее обычное явление: обособленные участки концентрированного нейрогенеза, который продолжается до сих пор. Это функциональные нейроны, организованные в сложные структуры и связанные с вашими старыми клетками. Все тщательно продумано. Вы видите, что светлые пятна расположены вблизи ваших перцептивных центров? Простите, но это весьма характерный симптом, Таннер. Как и ваша рука.
– Моя рука?
– У вас на ладони рана, правда? Это симптом заражения одним из индоктринационных вирусов семейства Хаусманн. – Она выдержала паузу. – Мы обнаружили этот вирус у вас в крови, вернее сказать, искали его целенаправленно. Вирус внедряется в вашу ДНК и заставляет ее генерировать новые нервные структуры.
Блефовать не имело смысла.
– Интересно, как вы с ним познакомились.
– За последние годы возможностей было предостаточно, – сказала Душа. – В каждой бочке слякоти… ой, простите, в каждой группе «спящих», поступающей сюда с Окраины Неба, хотя бы один человек инфицирован. Вначале, конечно, мы были заинтригованы. Нам кое-что известно о культах Хаусманна. Излишне говорить, что мы не одобряем способ, которым они распространяют свою систему верований… Увы, мы потеряли много времени, пока распознали механизм вирусной инфекции и поняли, что эти люди скорее ее жертвы, нежели убежденные сектанты.
– Блаженно неведение, – вмешалась Амелия. – Но в вашем случае, Таннер, мы способны помочь. Вам является в снах Небесный Хаусманн?
Я кивнул, но воздержался от комментариев.
– Так вот, мы можем уничтожить вирус, – продолжала Душа. – Это нестойкий штамм, со временем он разрушится самостоятельно, но мы можем ускорить этот процесс, если захотите.
– Если захочу?! Я не понимаю, чего вы до сих пор ждали.
– Извините, но мы бы никогда не пошли на это по собственной инициативе. А ну как потом выяснилось бы, что вы инфицированы добровольно? В такой ситуации мы не имеем права вмешиваться…
Душа похлопала робота по блестящему корпусу. Тот закрыл свой череп и удалился, пощелкивая на ходу. Он двигался на манер краба, только куда изящнее.
– Но если вы хотите выгнать вирус, мы можем приступить безотлагательно.
– Сколько времени это займет?
– Пять или шесть дней. Как вы понимаете, нам бы хотелось проследить за процессом – иногда может потребоваться вмешательство.
– Тогда пусть вирус убирается своим ходом.
– Коли так, вся ответственность за последствия ложится на вас, – вздохнула Душа.
Она поднялась и с раздраженным видом покинула домик. За ней послушно семенил робот.
– Таннер, я… – начала было Амелия.
– Давайте не будем об этом, хорошо?
– Мне пришлось сказать ей.
– Знаю. И нисколько не сержусь. Единственное, о чем прошу: не отговаривайте меня покинуть хоспис. Пожалуйста.
Она промолчала, но просьба была принята к сведению.
После этого я еще с полчаса тренировал ее. Мы почти не разговаривали, и у меня было время поразмышлять о том, что мне показала Душа. К тому времени я вспомнил Васкеса Красная Рука. Он свято верил, что уже не заразен. Но, скорее всего, от него я и подцепил эту дрянь. Впрочем… может быть, мне просто не повезло. Я довольно долго находился на мосту, наводненном сектантами Хаусманна.
Но Душа сказала, что штамм нестойкий. Может, она и права. Пока что я мог похвастаться только стигматом и парой тематических сновидений. Небесный Хаусманн не являлся мне при свете дня и не обращался ко мне, когда я спал, так что до одержимости дело еще не дошло. Не было желания окружить себя вещами, как-то связанными с его личностью и эпохой, и я не впадал при мысли о нем в религиозный экстаз. Он для меня был тем, кем был всегда, не больше и не меньше, – историческим деятелем, человеком, который совершил жесточайшее преступление и понес столь же страшное наказание. Но он стоил того, чтобы его помнить, потому что подарил нам целый мир. В истории полным-полно таких людей со сложной репутацией; их деяния не черны и не белы, а окрашены в мутные оттенки серого. Так почему я должен поклоняться Хаусманну? Только потому, что мне приснилась пара дней из его жизни? Нет уж, я сильнее этого.
– Не понимаю, почему вы так торопитесь покинуть нас, – сказала Амелия во время передышки, отбрасывая со лба влажную прядь волос. – Вам понадобилось пятнадцать лет, чтобы попасть сюда, – что значат еще несколько недель?
– Наверное, я нетерпелив по натуре, Амелия.
Она недоверчиво посмотрела на меня. Пожалуй, требуется аргументация.
– Видите ли, этих пятнадцати лет для меня все равно что не было – будто я только вчера собирался сесть на корабль.
– Неубедительно. Сейчас или неделей-двумя позже – разница пустяковая.