Город богов
Шрифт:
Между Андами и прибрежными холмами лежит долина Арауко, которую пересекают многочисленные реки их притоки. По имени долины мапуче стали называть арауканами.
Северную часть долины занимают луга, южную – непроходимые леса, в которых добывают ценные породы деревьев и переправляют в метрополию.
У мапуче нет своего языка, они говорят на общем наречии мапудунгун, среди которых выделяются несколько диалектов. Язык кечуа, как я уже отмечал ранее, также популярен. На нём ведут переговоры испанцы с этим непобеждённым племенем. Иногда мужчины мапуче женятся на женщинах кечуа.
Тысячу лет назад мапуче расселились в долине Арауко и прилегающем к ней горном массиве. Издревле они занимались собирательством и охотой. Мужчины уходили добывать ламу-гуанако, оленей, женщины и дети направлялись за ягодами, из которых варили пиво.
На побережье ловили крабов, морских ежей, мидий, собирали съедобные водоросли-кочаюйо. Некоторые семьи мапуче охотились на тюленей. Из шкур животных изготавливали шлемы и доспехи.
Дома мапуче достаточно просторны. В них может уместиться целое семейство. Около каждого дома – небольшой огород с картофелем, киноа (местный злак), бобами, тыквой и перцем. Под влиянием инков мапуче занялись животноводством, стали выращивать свиней, разводить лам и кур. С приходом моих соотечественников-испанцев в хозяйстве мапуче появилась лошадь.
Как я уже сказал, семейства мапуче достаточно большие. Здесь принято многожёнство и потому в каждом доме можно насчитать до десяти детей, а то и больше. При выборе жены мужчина должен учитывать к какому клану-лофу мапуче она принадлежит. Если младшая жена принадлежит к более влиятельному клану, то она может захватить в доме главенствующую роль. И старшие жёны вынуждены ей подчиняться.
Каждый клан возглавляет воджь-лонко. Гуалемо, с которым я познакомился в первый день прибытия в селение, и есть лонко. Повседневную жизнь регулирует устный кодекс законов и сводов – Ад-Мапу. Суд в селении вершат старейшины-ульмены. Они собираются на площади, рассаживаются полукругом около деревянных ритуальных столбов, разводят костёр и вершат суд.
Ещё я слышал, что высоко в горах у мапуче есть храм, куда могут входить только ульмены. Там живёт Килиан, которую мапуче почитают, как Богиню Луны и предсказательницу. Никто не может увидеть её, кроме умельменов и лонко.
Я очень заинтересовался этим храмом и отправился к вождю-лонко и изложил ему суть своей просьбы.
Глаза Гуалемо расширились от удивления.
– Ты хочешь побывать в храме Луны и побеседовать с пророчицей? – удивился он.
– Да. Вот уже много лет я веду записи и надеюсь опубликовать их, дабы европейцы узнали о вашей культуре.
Гуалемо задумался.
– Хорошо. Завтра мой сын отведёт тебя к пророчице. Но одного…
Я с благодарностью выслушал решение вождя. Меня даже не смутило то обстоятельство, что я должен отправиться в горный храм без Мартина.
Рано утром сын вождя юноша по имени Лойхо зашёл за мной. Мартин же выказал беспокойство по сему поводу, так как привык везде сопровождать меня. Сейчас его охватило волнение, ведь я отправляюсь в горы, да ещё и к пророчице, без него. Я попытался упокоить Мартина, пообещав, что буду осторожен и по возвращении расскажу ему о своём путешествии во всех подробностях.
В сопровождении Лойхо я покинул постепенно пробуждающуюся деревню. Ибо женщины мапуче вставали рано, дабы заняться домашними делами. Так как в каждом доме было по несколько женщин, обязанности между ними делились. Кто-то готовил, кто-то шил, стирал, а кто-то ухаживал за огородом.
Мужчины же отправлялись добывать пропитание. Или же в нынешнее неспокойное время, они менялись на заставах, контролирующих подступы к селению, дабы испанцы (как ни прискорбно об этом писать – мои соотечественники) не смогли приблизиться незамеченными.
Итак, мы покинули селение, направившись в горы по тропинке, известной лишь вождю, его сыну и ульменам. Лойхо прекрасно ориентировался в горах, и мы достаточно быстро удалились от селения. А, когда солнце уже стояло в зените – достигли храма Луны.
Моему взору открылась небольшая ровная площадка. Храм, построенный из камня и прилепившийся к горе, подёрнутый белёсой дымкой, был почти незаметен. Его выдавала лишь чернота входа, более похожего на спуск в подземную пещеру.
Лойхо оглянулся и пристально на меня воззрился.
– Сейчас мы войдём в храм, монах. Ты не передумал? – спросил он на кечуа.
– Нет, – уверенно ответил я. – Почему я должен передумать? Ты что намерен принести меня в жертву своим богам?
Юноша улыбнулся.
– Ты храбрый монах. Поэтому-то и понравился моему отцу… – сказал Лойхо и растворился в черноте входа. Я последовал за ним.
В первый момент мне показалось, что я ослеп. Двигаясь по наитию за юношей, мы достигли, наконец, небольшого помещения, скудно освещённого факелами.
На каменной стене виднелся искусно высеченный женский лик, вероятно, богини Килиан. Я в полумраке смог различить её правильные черты лица. Перед ним стол алтарь, почерневший от времен и крови.
Словно из воздуха перед нами появилась молодая жрица. Её одеяние, просторная чёрная шаль-кепам, скреплённая на плече заколкой-тупу, полностью закрывала её фигуру от плеч до лодыжек.
– Великая Килиан ждёт тебя… – обратилась она ко мне. Я почувствовал, как внутри меня всё похолодело. Но, всё же, превозмогая страх, последовал за жрицей.
Пройдя по извилистым тоннелям, мы оказались в просторном зале, созданном природой. С его потолка словно сосульки свешивались множество сталактитов.
В центре зала на каменном троне, восседала древняя старуха, вся в чёрном, совершенно не похожая на богиню. Я замер, не зная, как себя вести.
Килиан впилась в меня своим цепким взором.
– Я ждала тебя, монах… Твоё появление было предначертано судьбой… – произнесла она на кечуа.
Невольно я оглянулся, за моей спиной стояли трое воинов, облачённые в шкуры лам, ибо в подземелье было холодно.