Город энтузиастов (сборник)
Шрифт:
– А все-таки новые города строятся по прямым линиям. Возьмите Петербург.
– Петербург, – возмутился архитектор, – нет ничего возмутительнее Васильевского острова. Куда ни пойдешь – все угол делаешь. И пустынно и вечный сквозняк…
Переспорить архитектора не было возможности, да Бобров и не пытался, зная по опыту, что споры ни к чему не приведут. Последним и самым резонным возражением его было:
– Такого плана нам никто не утвердит.
– Тут уж не наша вина. Подчинимся.
– А смета готова?
Еще полчаса на разговоры о смете, о дальнейших действиях, и архитектор ушел от Боброва, всецело предоставив ему заботу о воплощении выработанного им проекта.
Бобров на другой же день энергично принялся за работу.
V
Если
Общее собрание строительного кооператива было пустой формальностью: очень несложно доложить, что проект постройки нового городка разработан, что план согласован с губернским инженером, что строить предположено на том берегу реки, что с фабриками новый городок будет связан мостом, что на это дело потребуются, наконец, такие-то и такие-то миллионы, которых нет ни у правления, ни у общего собрания, если бы все члены правления и все члены общего собрания распродали все свое имущество, что, наконец, эти миллионы надо исходатайствовать у правительства. Мнение некоторых скептиков, указывавших, что теперь не время разрабатывать широкие и неосуществимые потому планы, что следовало бы построить хоть десяток-другой новых домов на Грабиловке и отремонтировать сотню-другую старых, очень несложно было оспорить, опираясь главным образом на ту истину, что чем больше запросишь, тем больше и дадут и потому надо запрашивать больше. Если к этому прибавить, что изверившиеся рабочие не особенно горячо относились ко всему предприятию, считая по прежнему опыту, что разговоры так и кончатся разговорами, то очень легко было добиться желательного результата. Самым трудным делом оказалось – провести план через всевозможные инстанции и, в завершение всего, получить необходимую ссуду.
Только теперь Бобров узнал, что в небольшом сравнительно Городе есть много лиц, от которых зависит прямо или косвенно выполнение его плана: заведующие и их заместители, председатели комиссий и подкомиссии, управляющие делами и просто, бездельники, их секретари и секретари их секретарей, важные лица и люди во всех отношениях безличные – всех предстояло обойти и со всеми так или иначе сговориться.
– На бумажки не полагайтесь, – предупреждал архитектор, – такое дело можно решить, только поговорив лично. Личные отношения много значат… Если не заладится, заходите ко мне – посоветуемся. Ну, начинайте…
Метчиков, увидев только список учреждений, которые предстояло обойти, руками развел.
– Ну это, знаешь, того! Форменная чертовщина!
– Не так страшно – работу поделим, – успокоил его Бобров.
– Ты мне что-нибудь поживее дай – а то в бумагах утонешь.
– Ничего, выплывем, – подбодрил архитектор.
Но несмотря на явные в будущем трудности – Бобров был доволен и поспешил поделиться своей радостью с Нюрой.
– Только смотри, не забывай меня, – сказала она. – А впрочем дело прежде всего, – добавила она, серьезно поджимая губы. Это я так. Если я тебя не буду видеть, мне будет скучно. Я тебя за это время так…
Она хотела сказать – полюбила, но не решилась:
– Я за это время так привыкла к тебе.
Тонкое и трудное дело обращаться с чиновниками, а особенно с советскими чиновниками, так как эта последняя категория людей включает в себя самые разнообразные элементы.
Одному надо излагать ваше дело, пересыпая речь цитатами из Ленина или Бухарина, или Рыкова, уснащая речь ссылками на постановления цека, вецека, цекака и вецекака, упоминая при этом, конечно, о неизбежном торжестве мировой революции, чтобы в такт вашей речи покачивал головой, подобно лошади, жующей овес, и, в конце концов, заявил, что дачный вопрос надо поставить на обсуждение. Другому необходимо ясно и точно в продолжение не более чем трех минут кратко изложить самую суть дела и в течение остальных двух минут выслушать лаконический ответ:
– Не понял. Повторите еще раз, только пожалуйста
На третьего, наконец, надо налететь подобно вихрю, кричать, употребляя при том такие слова, которые и сомнений в собеседнике не оставят относительно вашего пролетарского происхождения, хлопать его по плечу, называть с первой встречи «ты» и все это лишь для того, чтобы окончательно убедить его в правоте не вашего, конечно, а его собственного мнения. Нужна необыкновенная находчивость, нужно уменье с первого взгляда угадать, с кем вы имеете дело – а всем этим Юрий Степанович если и не обладал, то скоро научился обладать в совершенстве. Первым ли, вторым ли, третьим ли способом он добился от некоторых из начальствующих и распоряжаюшихся лиц поддержки или просто заявления о неимении, как говорится, препятствий или только обещания поддержать и похлопотать. Но что важнее всего – он узнал, от кого главным образом зависит разрешение интересующего его дела.
Мы не будем утомлять читателя повторением до бесконечности знакомой каждому истории о хождениях и мытарствах, перед которыми знаменитое путешествие Данта кажется легкой загородной прогулкой. Достаточно отметить лишь наиболее важные и решающие пункты этих хождений и мытарств.
Прежде всего – Герман Семенович Ратцель.
Сухой, с жесткими рыжеватыми, особенно пышно разросшимися в углах губ и оттуда звездообразно торчащими усами, с глазами, запавшими за сухие угловатые выступы, красными оттопыренными ушами, и в довершение всего стриженый ежиком человек, чертами лица похожий на людей, которых изображают кубисты, – так отчетливо выступали все плоскости, так подчеркнуто прямолинейны движения маленькой угловатой фигуры.
– Чем могу служить, – спросил он, приподнимаясь, но не подавая руки и движением приглашая Юрия Степановича сесть. Голос у него оказался то же сухим и твердым, словно он не разговаривал, а считал на счетах, торопливо отбрасывая костяшки.
Бобров изложил ему суть дела – длинно, но не так, чтобы его речь можно было принять за краткий обзор истории означенного вопроса – он пожалуй коротко изложил суть дела, но не в течение трех минут, и при том был сух и точен, как арифмометр, больше напирая на цифры, рисующие тяжелое положение рабочих, чем на яркие образы жилищной нужды или на цитаты из учителей социализма.
Когда он кончил и внимательно всмотрелся в угловатые черты собеседника, ему показалось, что речь произвела хорошее впечатление, хотя прямолинейная выразительность товарища Ратцеля не была настолько чуткой, чтобы это впечатление отразить.
– Так, – щелкнула первая костяшка – вы хотите строить новый город. Это можно только приветствовать.
Бобров обрадовался было, думая, что нашел союзника – но радость оказалась преждевременной.
– Но вы не доказали нам, почему подобное предприятие надо провести именно в нашем городе, а не в каком-либо другом. Мы не можем нарушить общего плана, а этим планом усиленное развертывание строительства в нашем городе не предусмотрено. Такое дело надо начинать, может быть, с центра, а потом: уже перейти к провинции, начиная с городов более значительных, чем наш…
Далее следовали цифры, цифры, цифры…
– Вообще я полагаю, что подобное дело требует обсуждения во всероссийском масштабе и только после обсуждения можно будет приступить к его выполнению.
– Позвольте, – возразил Бобров, угадывая образ течения мыслей своего собеседника: – может быть, мы подойдем к этому вопросу как к обще-губернскому и решим его в губернском масштабе.
– Возьмем и губернский масштаб, – не останавливался Ратцель. – Нам и здесь необходимо прежде всего выяснить, где и в каком именно пункте и в какой степени силен жилищный кризис. Может быть, имеются города, которые больше нашего нуждаются в специальных рабочих поселках, оборудованных по последнему слову техники. А главное – вы не переубедили меня, что вопрос можно не согласовывать со всесоюзной строительной программой, так как отпущенные на нашу губернию средства не дадут (нам возможности развернуть работу так широко, как вы задумали… требовать же дополнительных кредитов мы можем только тогда…