Город гибели
Шрифт:
Движок засбоил, и движение фургона вперед стало замедляться.
— НЕТ! — закричала она, всем телом наваливаясь на руль в попытке не дать фургону остановиться. Но стрелка спидометра быстро падала, а потом мотор заглох.
У фургона еще оставалось довольно сил, чтобы добраться до вершины холма, и катиться он перестал примерно в пятнадцати футах от того места, где за гребнем холма начинался спуск.
— Ждите в машине! — велела Шейла детям. — Не шевелитесь. — Пошатываясь на распухших ногах, она вылезла, зашла со стороны багажника и всей тяжестью налегла на него, пытаясь докатить «Вояджер»
— Пожалуйста… пожалуйста, — шептала Шейла, продолжая толкать.
Медленно, дюйм за дюймом «Вояджер» тронулся вперед.
Услышав отдаленное гудение, она осмелилась оглянуться.
В четырех или в пяти милях от холма небо потемнело. Над лесами катилось нечто схожее с массивной черно-желтой полосатой грозовой тучей, гнувшей сосны на своем пути.
Всхлипывая, Шейла посмотрела вниз с высокого холма, у вершины которого стоял фургон. У подножия был широкий S-образный поворот, а дальше среди зеленого леса виднелись крыши домиков и строений.
Жужжание приближалось. Быстро смеркалось.
Она подкатила фургон ближе к откосу, затем он медленно пошел своим ходом. Шейла захромала вдогонку, ухватилась за открытую дверь и запрыгнула на сиденье как раз в тот момент, когда машина разогналась по-настоящему. Она вцепилась в руль и велела детям держаться.
По крыше забарабанило что-то вроде града.
Однако, когда в разгар лета солнце померкло и туча ринулась в атаку, фургон рванулся вниз с холма.
Роберт Р. Маккаммон
Грим
Украсть эту фигню было раз плюнуть. В три часа утра Кельвин Доус посетил голливудский Мемориал-Музеум, что на бульваре Беверли. Попал он туда через служебный вход с помощью загнутого металлического крючка, который он извлек из черного кожаного мешочка, спрятанного под курткой у самого сердца.
Слоняясь по длинным залам мимо колесниц, катавшихся в «Бен-Гуре», палаток из «Шейха», макета адской лаборатории из «Франкенштейна» в натуральную величину, он тем не менее точно знал, куда идет. Днем раньше он уже приходил сюда с платной экскурсией. Поэтому, проникнув в музей, он десять минут спустя уже стоял в зале «Меморабилия». Где бы ни касался обоев луч крошечного фонарика-«карандаша», вспыхивали звезды из фольги. Перед Кельвином высились запертые кубы стеклянных витрин: одну заполняли парики на безликих головах манекенов, следующая содержала флаконы духов, использовавшихся в качестве реквизита в лентах с Ланой Тернер, Лореттой Янг, Хеди Ламарр; в следующей витрине на полках разместились украшения из стразов — бриллианты, рубины, изумруды, сиявшие, точно товар из ювелирных магазинов Родео-драйв.
За ними находилась витрина, которую искал Кельвин. На ее полках были разложены деревянные ящички разных цветов и размеров. Луч фонарика скользнул на нижнюю полку — а, вот и добыча! Большая черная коробка, за которой он пришел, пряталась во мраке. Крышка была открыта, внутри Кельвин увидел лотки с тюбиками, маленькими пронумерованными баночками и чем-то, похожим на завернутые в вощеную бумагу мелки. Рядом с коробкой лежала маленькая белая карточка с парой строчек машинописи:
«Порядок! — подумал Кельвин. — Есть!» Он расстегнул молнию на мешочке с инструментом, обошел витрину и несколько минут трудился, выбирая из своего богатого снаряжения нужную отмычку.
Блатная работенка!
Когда почти рассвело, Кельвин Доус вернулся в свою крохотную квартирку за бульваром Сансет. Закурив сигаретой с марихуаной, чтобы расслабиться, он поставил черную коробку на карточный столик и задумался. «Ей-Богу, ничего особенного, — думал он, — просто горстка баночек, тюбиков и карандашей, да и те, похоже, по большей части такие засохшие, что сами рассыпаются». Да и в самом футляре не было ничего привлекательного. Хлам, по мнению Кельвина. С какой стати мистер Марко вбил себе в голову, будто он сумеет толкнуть эту фиговину кому-нибудь из лос-анджелесских коллекционеров? За что тут можно было выручить 5000 долларов? Это было выше его понимания. Ну, поддельные камушки, парики — еще туда-сюда, можно понять, но это?.. Уму непостижимо!
Коробка была порядком обшарпанной и исцарапанной, по углам из-под черного лака виднелась голая древесина. Но вот замочек был необычным: он был сделан из серебра в виде человеческой руки, пальцы с длинными острыми ногтями были скрючены и напоминали когти. Серебро от времени потускнело, пошло пятнами, однако замок, похоже, работал исправно.
«Мистер Марко оценит мой труд», — подумал Кельвин. Сам грим выглядел совершенно усохшим, но, когда Кельвин отвинтил крышки нескольких пронумерованных баночек, на него повеяло диковинными ароматами.
Из одной баночки потянуло холодным, глинистым запахом кладбищенской земли, из другой — свечным воском и металлом, из третьей дохнуло чем-то, вызывавшим в воображении кишащую гадами трясину. Ни названия фирмы, ни каких-либо иных свидетельств того, где был куплен этот грим или чья это продукция, ни на одной баночке не было. Несколько гримировальных карандашей, вынутых Кельвином из лотка, раскрошились прямо в руках, и Кельвин спустил кусочки в унитаз, чтобы мистер Марко не обнаружил, что он с ними возился.
Мало-помалу марихуана стала брать свое. Взгляд Кельвина отяжелел, он закрыл крышку коробки, защелкнул серебряную ручку-замок и, думая о Дэйни, улегся на диван-кровать.
Проснулся он словно от толчка. Сквозь пыльные шторы резко светило послеполуденное солнце. Кельвин схватился за часы. Два сорок! А мистер Марко велел позвонить в девять, если дело выгорит.
…Кельвин поплелся в конец коридора, к таксофону, но изнутри его сжигала паника.
В антикварном магазине на Родео-драйв секретарша мистера Марко ответила:
— Будьте любезны, как мне доложить, кто звонит?
— Скажите, это Кел.
— Минутку.
Вскоре поднялась еще одна трубка.
— Марко слушает.
— Это я, мистер Марко. Коробка с гримом у меня. Все в лучшем виде, дельце прошло, как сон…
— Как сон? — негромко переспросил голос. Раздался тихий воркующий смех. Этот смех походил на журчание воды, бегущей над очень опасными камнями. — Неужели, Кельвин? В таком случае спать ты должен очень тревожно. Ты видел утреннюю «Таймс»?