Город греха
Шрифт:
А может, он держит халупу под наблюдением, чтобы знать, если кто-нибудь захочет помешать его планам?
00:45.
Дэнни проводит последний осмотр помещения. Еще один чуланчик — пустой. Под ковриками — ничего. Посветил фонариком на стены — возникла еще одна важная деталь расследования: примерно две трети кровавых пятен по степени засыхания были Одинаковы — жертвы номер два и номер три были умерщвлены практически одновременно. На коленях обследовал пол и получил последнюю улику: шарик белого затвердевшего вещества с нейтральным запахом. Сделал этикетку и уложил в конверт. То же проделал с глазными яблоками Мартина Гойнза. Присел на не испачканный кровью край софы,
Полное изнеможение. Дэнни смежил веки и перед глазами поплыли кровавые полосы, красные и белые, цвета перевернуты, как на негативе. Руки, долгие часы остававшиеся в перчатках, ноют. К металлическому запаху в помещении нужно привыкнуть как к запаху хорошего виски. Дэнни попробовал внушить себе это, потом заставил себя перестать думать о запахе, начал думать о версиях преступления. Тамаринд, 2307 находится в тридцати минутах езды от Стрипа — в распоряжении убийцы на «игру» с телом Мартина Гойнза и «украшение» квартиры было максимум два часа. Убийца был чудовищно, самоубийственно смел, чтобы убить одновременно двух мужчин — и в том же самом месте. Видимо, как это случается с психопатами, он подсознательно желал, чтобы его схватили. Он любит действовать напоказ и, вероятно, расстроен тем, что обнаружение трупа Гойнза практически не получило огласки. Два других тела, очевидно, оставлены там, где их проще найти, что означает, убийства второй и третьей жертв произошли вчера или минувшей ночью. Вопросы: есть ли скрытый смысл в мазках кровью на стенах? Или убийца нанес их в приступе бешенства? Что означает буква Р? Были ли три жертвы выбраны произвольно, по причине их гомосексуальности, или же убийца знал их?
Дэнни чувствует страшную усталость, мысли путаются, голова раскалывается от обилия страшных фактов и недостатка связующих нитей. Чтобы не заснуть, Дэнни поглядывает на светящийся циферблат наручных часов. В 3:11 снаружи раздается звук отпираемого замка.
Он поднялся и встал возле занавески, рядом с выключателем; рука с револьвером направлена на дверь, левая — поддерживает правую. Механизм замка щелкнул, дверь отворилась, Дэнни включил свет.
Толстяк лет сорока застыл, ослепленный светом. Дэнни шагнул вперед, дуло револьвера 45-го калибра уперлось прямо в толстяка. Его руки судорожно дернулись к карманам, но Дэнни захлопнул ногой дверь и ударил мужчину стволом по лицу, отчего тот отлетел к разрисованной зигзагами крови стене. Увидев кровь, человек вскрикнул, упал на колени и молитвенно сложил руки.
Дэнни присел возле него на корточки и навел револьвер на струйку текущей по щеке крови. Толстяк бормотал молитву Деве Марии. Дэнни вытащил наручники, отложил револьвер от греха подальше, открыл наручники и защелкнул их на вздетых в молитве руках. Человек смотрел на Дэнни, будто перед ним был сам Христос:
— Коп? Вы полицейский?
Дэнни внимательно его оглядел. Тюремная бледность на лице, тюремные башмаки на ногах, одежда с чужого плеча. Выражение радости на лице, несмотря на то что присутствие полицейского в квартире, учитывая проникновение со взломом и нарушение режима освобождения, сулило ему минимум десятку. Толстяк посмотрел на стены. Опустил глаза вниз и увидел, что рядом — лужа крови с дохлым тараканом посредине:
— Черт, скажите…
Дэнни схватил его за горло и сжал пальцы:
— Служба шерифа. Говорить тихо, говорить правду, тогда выйдешь отсюда.
Свободной рукой он обшарил карманы толстяка, ощупал его пояс, извлек бумажник, ключи, складной нож и плоский кожаный футляр на молнии, небольшой, но тяжелый.
Немного отпустив горло пленника, вытряхнул содержимое бумажника
Дэнни отпустил шею Лео Бордони — посмотрим, что скажет толстяк. На кровь реагировал естественно, группа крови и физические данные говорят о том, что он — не убийца. Бордони откашлялся и утер кровь с лица. Дэнни расстегнул футляр и увидел воровской набор: фомка, стеклорез, долото и оконная отмычка — все проложено зеленым сукном.
— Взлом и проникновение, наличие воровского инструмента, нарушение режима. Сколько у тебя арестов, Лео?
Бордони потер шею:
— Три. А где Марти? Дэнни указал на стены:
— А ты как думаешь?
— Ох, черт, черт!
— Верно. Старина Марти, о котором никто ничего не знает, может быть, только ты. Тебе известен закон губернатора Уоррена о рецидивистах?
— Э-э… Нет.
Дэнни подобрал с пола свой револьвер, сунул его в кобуру, помог Бордони подняться и посадил его на стул, который не был испачкан кровью.
— В законе говорится: четвертый арест — и ты получаешь двадцать лет или пожизненно. Никаких смягчающих обстоятельств, никаких апелляций. Стащил пачку сигарет — получаешь двадцатку. Так что ты мне все рассказываешь о себе и Мартине Гойнзе или на двадцать лет отправляешься в Квентин.
Взгяд Бордони бегал по стенам. Дэнни подошел к зашторенному окну и посмотрел на темный двор и дома. Подумал, что его убийца может ускользнуть: увидит свет и заподозрит ловушку. Он щелкнул выключателем, Бордони издал тяжелый вздох.
— С Марти совсем плохо? Это правда?
Дэнни видел неоновые огни на бульваре Голливуда в миле от дома.
— Хуже некуда. Давай выкладывай.
Бордони заговорил, а Дэнни смотрел на неоновые рекламы и исчезающие во тьме огни проезжающих машин.
— Я вышел из Квентина две недели назад, семь лет от звонка до звонка за грабежи со взломом.
С Марти познакомился, когда он сел за марихуану; мы были корешами. Марти знал, когда я выхожу, и знал телефон моей сестры в Фриско. Когда он был уже на свободе, иногда слал мне письма — только под другими именами и без обратного адреса, потому что скрывался от следствия и не хотел, чтоб цензоры его засекли.
Дней пять назад, тридцатого или тридцать первого, Марти позвонил моей сестре. Сказал, что играет на трубе, получает гроши, хочет это бросить, и что лечился, не хочет возвращаться к наркотикам и думает заняться делом — грабежами. Говорил, что у него уже есть один партнер, но в шайку нужен третий. Я пообещал, что через неделю приеду, он дал мне этот адрес и сказал, что я могу прийти в любое время. Вот и вся история со мной и Марти.
Темнота наполнила комнату движущимися тенями.
— Как зовут партнера? Как Марти с ним познакомился?
— Он мне не рассказывал.
— Марти описывал его? Это был тот же партнер, с которым он работал в 43-м и 44-м?
— Мистер, разговор был две минуты, и я не знал, что он раньше тоже работал.
— Он ничего не говорил о старом приятеле — у него лицо обожжено или в шрамах? Сейчас ему лет двадцать пять — тридцать.
— Нет. Вообще Марти был молчун. Он только со мной общался в Квентине. Я вообще удивился, что у него раньше был партнер. Марти вообще ни с кем дела не имел.