Город греха

Эллрой Джеймс

— Вы, видать, не понимаете, как с питами шуткуют. Задавайте ваши вопросы, молодой человек. У меня есть родственник, он тоже по части страхования, так что я вашего брата навидался.

Пистон подкрался к забору и старался потереться мордой о колено Дэнни. Тот сделал шаг назад:

— Речь идет об убийстве. Убитый был жертвой человека, но полицейский, производящий дознание, считает, что после убийства на труп напустили собаку, койота или волка. Как думаете, возможно такое?

Конклин сунул в рот зубочистку.

— Семейство псовых, мистер, я хорошо знаю; волк, там койот исключаются —

ежели только убийца не морил их нарочно голодом, а потом не оставил мертвяка им на съедение. А что за следы остались на трупе?

Дэнни смотрел, как Пистон свернулся на земле и заснул, расслабив мышцы после кувырканий и прыжков.

— Укусы. Следы от зубов, внутренности изгрызены и будто обсосаны. Все это происходило где-то в помещении, когда полиция обнаружила тело, оно было чистым.

Конклин фыркнул:

— Тогда тут волк или койот ни при чем — они сатанеют, сжирают все к черту, да и в доме их держать не получится. А вы, стало быть, думаете это пит? Или другая собака?

— Пожалуй, так.

— Уверены, значит, что следы укусов не от зубов человека?

— Нет, в этом никто не уверен. Бут Конклин указал на своих собак:

— Мистер, я собак развожу для своих двоюродных и знаю, как добиться от собаки того, что мне надо. И ежели я бы совсем сбрендил и решил бы заставить своего пса сожрать человечьи кишки, я так полагаю, что способ бы я нашел. Но скажу вам вот что: хоть я и люблю собачьи бои, но однако ж не могу представить, чтобы кому-нибудь из людей пришло в голову устроить такое.

— А если бы захотели, как бы вы это сделали? Конклин потрепал Пистона по спине; пес лениво помахал хвостом.

— Я бы морил его голодом, держал в клетке и пускал сук бегать у него перед носом, пока бы совсем не взбесился. Надел бы ему намордник, связал ноги и перевязал бы ему прыгалку, так чтобы он сам не мог освободиться. Потом надел бы резиновую перчатку и подрочил бы ему, а потом перевязал бы ему яйца, чтобы он кончить не мог. Потом раздобыл бы крови от сучьей течки и целую неделю, а то и дольше брызгал бы ему на морду и в нос, чтоб это ему было и еда и любовь. Ну, а потом, с мертвяком, я бы налил побольше такой кровищи туда, где, стало быть, мне нужно было, чтоб он кусал. И знаете что еще, мистер? Сам бы я при этом держал бы наготове ружьишко, чтобы псина после такой тренировки не сожрала б меня самого. Такой ответ вас устроит?

Дэнни думает: нет, животные тут ни при чем, не похоже. Вот если взять бы пробы из внутренних органов Гойнза в области повреждений, выяснить наличие там следов крови другого типа, не человеческой, вот тогда другое дело.

— А что за люди покупают у вас собак? — задал Дэнни новый вопрос.

— Те, кто любят собачьи бои и кровь, но про вашу бредуху я больше и слышать не хочу.

— А разве собачьи бои не запрещены по закону?

— Нужно знать, кого подмазать, тогда и закон не закон. А вы, случаем, не полицейский?

Дэнни покачал головой:

— Объединенное страхование. Скажите, вы за последние полгода или около того не продавали собаку высокому седому человеку средних лет, не припомните такого?

Конклин легонько пнул Пистона, собака поднялась и побрела в свой загон.

— Мистер, мои клиенты — молодые парни на

пикапах и ниггеры, которые хотят заиметь самого злого пса в квартале.

— А среди ваших клиентов не попадался человек совсем другого типа, непохожий на остальных?

Конклин так захохотал, что чуть не проглотил свою зубочистку:

— Давно, во время войны, на мою вывеску клюнули киношники. Пришли и сказали, что хотят для себя дома снять небольшой фильм: две собаки в одежде и в масках дерутся насмерть. Я продал ребятам двух двадцатидолларовых псов по сотне за штуку.

— И что, сняли они фильм?

— В «Граумане» никаких афиш я не видал, так что, почем мне знать? На береговой стороне каньона есть санаторий, там киношники лечатся от наркоты и пьянства. Небось туда и ехали, а тут откуда ни возьмись — моя вывеска…

— Среди них был высокий седой мужчина? Конклин пожал плечами:

— Я уж не помню. Один смешно говорил — акцент вроде европейский. Да я и вижу неважно. Ну, будут еще вопросы?

На девяносто пять процентов гипотеза кровавой приманки отпадает. Может, это избавит его от кошмарных снов. Разбираться с голливудским случаем бессмысленно.

— Спасибо, мистер Конклин. Вы мне хорошо помогли.

— Рад, что угодил, сынок. Заезжайте еще. Бы Пистону понравились.

Дэнни поехал к себе в участок, заказал гамбургер, чипсы и молоко, хотя голоден не был. Позвонил доктору Лейману в городской морг.

— Нортон Лейман у телефона.

— Это Дэнни Апшо, доктор.

— Я как раз хотел сам вам звонить. Сначала ваши новости или мои?

В этот момент в голове у Дэнни вертелась шальная мысль: а что, если это Пистон объел тело Мартина ГЪйнза. Он швырнул недоеденный гамбургер в корзину для бумаг и сказал:

— Сначала мои. Теперь я уверен: следы от зубов принадлежат человеку. Я только что разговаривал с человеком, разводящим бойцовых собак, и он сказал, что ваша гипотеза о приманке собаки кровью допустима, но все это требует длительной и сложной подготовки, и я думаю, убийство не было организовано до такой степени. Он сказал, что лучшей приманкой для собаки была бы кровь суки во время течки. Может быть, имеет смысл взять пробы тканей вокруг ран на предмет присутствия там посторонней крови?

Лейман вздохнул:

— Сегодня утром Мартина Митчела Гойнза кремировали. Вскрытие проведено, за сорок восемь часов никто не затребовал его тела. Прах ты и в прах возвратишься. Но у меня есть и хорошая новость.

«Черт!» — Дэнни подумал и сказал:

— Слушаю.

— Меня заинтересовали резанные раны на спине жертвы, и я вспомнил книгу Хордона Кинзла. Знакомы с ней?

— Нет.

— Кинзл — патологоанатом, который начинал работу в неотложной помощи медицинского управления. Его интересовали телесные повреждения без летального исхода, и он издал книгу с фотографиями и описаниями ранений, нанесенных человеком. Я просмотрел эту книгу. Порезы на спине Мартина Митчела Гойнза идентичны порезам, нанесенным с помощью палки зутера — бруска два на четыре с вставленным в конец лезвием бритвы. Палки зутеров были в ходу в 42-43-м годах. Их использовали антимексиканские банды и полицейские, чтобы резать костюмы зутеров, которые тогда были модны у латиносов.