Город и звезды [сборник]
Шрифт:
— Ну вот, и теперь в нашем управлении бесполезно заговаривать об исследованиях, которые не сулят прямой отдачи. Это одна из причин, почему я пришел к вам. И, по чести говоря, тут просто не обойдешься без высших инстанций. Две глубоководные лодки — это же немалый расход, управление не может само его утвердить.
— А если ваше предложение пройдет, вы ручаетесь, что удастся найти людей?
— Конечно. Надо только выбрать правильное время. Заграждение теперь надежно на сто процентов, за последние три года не было ни одной серьезной аварии, так что у нас, смотрителей,
— Использовать расточаемые впустую таланты смотрителей?
— Ну зачем же так резко. Я вовсе не хочу сказать, что у нас в отделе не умеют организовать работу.
— Что вы, что вы, — улыбнулся министр, — я ничего такого не подразумеваю. Но перейдем ко второму вопросу, он более личного свойства. Почему вы так упорно пробиваете этот проект? Наверно, немало времени и сил на него потратили. Наконец, вы, скажем прямо, рискуете навлечь на себя немилость своего начальства, обращаясь непосредственно ко мне.
На этот вопрос и другу было бы нелегко ответить, не говоря уж о незнакомом человеке. Сумеет ли этот господин, занимающий столь высокую должность в государственном аппарате, понять завораживающее действие таинственного эха, виденного на экране гидролокатора всего один раз, да и то несколько лет назад? Должен понять, ведь он — пусть отчасти — ученый.
— Я старший смотритель, — объяснил Франклин. — Но в этом качестве мне осталось служить недолго — не тот возраст: тридцать восемь лет, придется расстаться с морем. И вообще, я любопытный; видно, надо было самому пойти в науку. Мне очень хочется решить эту загадку, хотя надежд на успех совсем мало.
— Да, вам будет нелегко. Эта карта, на которой вы обозначили достоверные наблюдения, покрывает почти половину Мирового океана.
— Я знаю, на первый взгляд это безнадежно, но наши новые гидролокаторы в три раза мощнее прежних, а эхо такого размера сразу бросится в глаза. Не я, так кто-нибудь другой, это теперь только вопрос времени.
— И вам хочется, чтобы это были вы. Что ж, это вполне резонно. Когда пришло ваше первое письмо, я переговорил с нашими биологами, услышал три разных мнения — и ни одного обнадеживающего. Некоторые признают, что такие эхо-сигналы в самом деле наблюдались, но относят их за счет дефектов гидролокатора или особого состояния воды.
Франклин фыркнул:
— Кто сам видел эти эхо, никогда так не скажет. А что касается всяких ложных эхо и дефектов аппаратуры, то уж мы-то их распознаем, это наша обязанность.
— Согласен. Другие считают, что все… скажем так: обычные морские змеи — не что иное, как кальмары, ремень-рыбы и угри, что это их видели ваши дозорные. Их или крупную глубоководную акулу.
Франклин покачал головой:
— Все эти эхо я знаю. А тут совсем другое.
— Третье возражение — чисто теоретическое. В океанской пучине слишком мало пищи, очень крупное, активно передвигающееся животное не прокормится.
— Откуда такая уверенность? Каких-нибудь сто лет назад ученые твердили, что на дне океана не может быть никакой жизни. Но ведь оказалось — чепуха, мы в этом убедились.
— Ничего не скажешь, вы хорошо подготовились. Ладно, посмотрим, что можно будет сделать.
— Большое спасибо, мистер Фарлан. Пожалуй, лучше, чтобы у нас в отделе не знали, что я побывал у вас.
— Мы не проговоримся, да ведь они сами сообразят.
Министр встал, и Франклин решил, что разговор окончен. Он ошибся.
— Постойте, мистер Франклин, не уходите, — сказал министр. — Помогите мне сперва разобраться в одном деле, которое занимает меня уже много лет.
— Какое дело?
— Я до сих пор никак не возьму в толк, как мог смотритель, то есть человек, прошедший специальную подготовку, среди ночи оказаться за Большим Барьером на глубине пятисот футов с одним только обычным аквалангом.
После этих слов, которые сразу меняли их отношения, они долго смотрели молча друг на друга. Франклин усиленно рылся в памяти, но лицо собеседника не вызвало в нем никаких ассоциаций. Это было так давно, после того было столько всяких встреч!
— Вы один из тех, кто вытащил меня? Тогда я в большом долгу перед вами. — Он остановился, потом добавил: — Понимаете, это не был несчастный случай.
— Я так и думал. Тогда все ясно. И раз уж об этом зашла речь, что стало с Бертом Деррилом? Почему-то я ничего не смог узнать о нем.
— Его погубили долги, ведь «Морской лев» не окупал себя. Последний раз я видел Деррила в Мельбурне, он страшно сокрушался: тогда только что отменили таможенные пошлины и честные контрабандисты остались без заработка. Он попытался получить страховку за «Морского льва» — устроил вполне убедительный пожар и недалеко от берега оставил судно. Лодка пошла ко дну, но оценщики не поленились спуститься следом, обнаружили, что перед пожаром было снято все ценное оборудование, и стали задавать капитану неприятные вопросы. Не знаю уж, как он выпутался.
Собственно, на том и кончилась карьера старого мошенника. Он запил, и как-то ночью — это было в Дарвине — ему вздумалось искупаться. Капитан прыгнул с пирса, но забыл про отлив, а там разница уровня достигает тридцати футов. В итоге капитан Деррил сломал себе шею, и многие — не только кредиторы — искренне горевали.
— Бедняга Берт… На Земле будет скучно жить, когда совсем не останется таких, как он.
В устах видного деятеля Всемирного секретариата такие слова, бесспорно, звучали еретически. Но Франклин слушал их с радостью, и не только потому, что сам думал так же. Ему стало ясно, что он неожиданно обрел влиятельного друга и надежды на успех его замысла чрезвычайно выросли;
После этого разговора долго ничего не было слышно, но Франклин и не рассчитывал, что колеса завертятся сразу, а потому не огорчался. Тем более что работы хватало. До периода затишья оставалось целых три месяца, а тут еще на него взвалили ряд не слишком серьезных, но и не очень приятных дел.
Впрочем, к одному случаю эти определения не подходили: на свет божий явилась большеглазая и горластая Энн Франклин, и Индра начала всерьез сомневаться, что ей удастся продолжить свою ученую карьеру.