Город из пара
Шрифт:
– Я никогда не смогу забыть о тебе, – сказал я.
Такие слова могли бы быть пустыми и нелепыми, особенно в устах мальчонки восьми лет, который, поди, и сам не знает, что говорит, но я это чувствовал. Бланка устремила на меня взгляд, поразительно грустный для девочки, и с силой сжала мне ладонь.
– Обещай, что никогда обо мне не забудешь.
Служанка Антония, вероятно, уже освободившаяся от грехов, с ненавистью взирала на нас, стоя в проходе, там, где начинался ряд скамей.
– Сеньорита Бланка!
Бланка не сводила с меня глаз.
– Обещай мне.
– Обещаю.
В
Начиная с того дня я неизменно без четверти четыре появлялся в церкви Святой Марии на Море и садился на скамью поближе к исповедальням. Через пару дней я снова увидел их. Подождав, пока служанка преклонит колени перед исповедальней, я подошел к Бланке.
– Через два дня на третий, в четыре, – прошептала она.
Не теряя ни мгновения, я взял ее за руку, и мы стали бродить по базилике. Я подготовил для Бланки рассказ, действие которого происходило именно здесь, среди колонн и капелл храма, и завершалось поединком злого духа, выкованного из пепла и крови, с героическим рыцарем, явившимся из крипты, расположенной под алтарем. То был первый эпизод из серии приключений, ужасов и любовных признаний, которую я сочинил для Бланки, под названием «Призраки собора». В моем безмерном тщеславии начинающего автора она казалась мне самой что ни на есть первосортной. Первый эпизод я закончил как раз к тому времени, когда пора было вернуться к исповедальне, откуда вышла служанка. На сей раз она меня не увидела, поскольку я спрятался за колонну. Пару недель мы с Бланкой встречались там через каждые два дня. Делились своими детскими историями и мечтами, пока служанка изводила священника неиссякаемым рассказом о собственных грехах.
В конце второй недели исповедник с внешностью бывшего боксера заприметил меня и обо всем догадался. Я хотел улизнуть, но он поманил меня к исповедальне. Его атлетический вид меня убедил, и я послушался. Подошел к исповедальне и встал на колени, содрогаясь перед очевидностью, что мой любовный пыл разоблачен.
– Радуйся, Пречистая Дева, – пробормотал я сквозь решетку.
– Я похож на монашку, малявка?
– Простите, отец. Просто не знаю, что обычно говорят.
– Тебя не научили в школе?
– Учитель – атеист, он считает, что вы, священники, орудия капитала.
– А он сам – чье орудие?
– Он не сказал. Думаю, себя он считает свободным элементом.
Священник рассмеялся:
– Где ты научился таким словам? В школе?
– Читая.
– Читая что?
– Все, что могу.
– Читаешь Слово Божье?
– Разве Бог пишет?
– Будешь умничать, гореть тебе в аду.
Я сглотнул.
– Теперь я должен рассказать о своих грехах? – прошептал я в тоске.
– Ни к чему. Они все у тебя на лбу написаны. Во что ты впутался с той служанкой и девочкой, которые ходят сюда чуть ли не каждый день?
– Во что я впутался?
– Напоминаю, это – исповедальня, и, если солжешь священнику, Господь поразит тебя молнией, едва ты выйдешь из церкви, – пригрозил исповедник.
– Вы уверены?
– Я бы на твоем месте не стал рисковать. Давай, выкладывай.
– С чего мне начать?
– Опусти красоты слога и всякие словеса, просто скажи, что ты делаешь день за днем в моем приходе в четыре часа дня.
Коленопреклоненная поза, полутьма и запах воска, вероятно, побуждают к тому, чтобы облегчить совесть. Я исповедовался, пока не чихнул. Священник слушал, прочищая горло всякий раз, когда я замолкал. В конце моего признания, думая, что он отправит меня прямиком в ад, я вдруг услышал его хохот.
– Вы не наложите на меня покаяние?
– Как тебя зовут, парень?
– Давид Мартин, сеньор.
– Не сеньор, а отче. Сеньор – твой отец или Господь Бог, а я тебе не отец, я – отче, или отец Себастьян.
– Простите, отче Себастьян.
– Просто «отче», и дело с концом. А прощает Господь. Я только Его служитель. Стало быть, о чем мы? Пока я тебя отпускаю с предостережением и парой молитв к Богородице. И поскольку считаю, что Господь в своей бесконечной мудрости избрал столь необычный путь, дабы приблизить тебя к церкви, предлагаю тебе сделку. Ты приходишь за полчаса до того, как встречаться с твоей барышней, и помогаешь мне убраться в ризнице. Взамен я удерживаю здесь служанку по меньшей мере на полчаса, чтобы ты успел наговориться.
– Вы сделаете это для меня, отче?
– Ego te absolvo in nomine Patris et Filii et Spiritus Sancti [1] . А теперь ступай отсюда.
3
Отец Себастьян оказался человеком слова. Я приходил на полчаса раньше и помогал ему в ризнице, поскольку бедняга сильно прихрамывал и в одиночку управлялся с трудом. Хотя священнику и казалось, будто я впадаю в грех богохульства, впрочем, простительный, ему нравилось слушать мои истории, особенно о привидениях и колдунах. Я посчитал, что он так же одинок, как и я, и решил мне помочь после того, как я признался, что Бланка – моя единственная подруга. Я жил ради этих встреч.
1
Отпускаю тебе грехи во имя Отца, и Сына, и Святого Духа (лат.). – Здесь и далее примеч. пер.
Бланка всегда приходила бледная, с улыбкой на устах, в платье цвета слоновой кости. На ней всегда были новые туфельки и ожерелья из серебряных монет. Она слушала сказки, которые я для нее сочинял, и посвящала меня в свой мир, рассказывала о большом темном доме неподалеку, в котором поселился ее отец. Это место пугало ее и вызывало отвращение. Порой рассказывала и о матери, Алисии, с которой жила в старинном особняке в квартале Сарриа. Иногда, чуть не плача, говорила об отце, которого обожала, но он, по словам Бланки, был болен и уже почти не выходил из дома.