Город каменных демонов
Шрифт:
— А вы не перепутали ч-часом место, молодой человек? — чуть заикаясь, обратился он к вошедшему, даже влетевшему к нему пришельцу. — И в-время заодно. Т-тут ведь не распивочная, а я н-не официант…
— Простите, пожалуйста, — смутился Евгений, запоздало поняв, насколько глупо выглядит со стороны, и протянул очкарику раненую руку. — Князев Евгений Григорьевич, научный сотрудник отдела скульптуры…
— Прохоров Сергей Алексеевич, — пожал протянутую длань хозяин, внимательно выслушав полный Женин «титул», к счастью, пока еще не слишком длинный. — Инженер-конструктор и, наверное, каким-то боком тоже историк… А что у вас с рукой, Евгений Григорьевич?
Так что одним ударом молодой ученый решил не две, а целых три задачи…
Еще
Конечно, она знала о гигантомании, которой почти одинаково были подвержены обе почившие в Бозе великие державы — Третий Рейх и Советский Союз, но не до такой же степени!..
Вид, открывшийся девушке за последним из заводских корпусов, мог бы смутить и более искушенного зрителя: обширное пространство, соединившее в определенной пропорции плоды человеческих рук и нетронутую природу. Какие-то проржавевшие конструкции соседствовали с веселой березовой рощицей, штабеля чего-то отдаленно похожего на великанские поленья — с мирным болотцем, заросшим осокой, а россыпи угловатых серых глыб — с изумрудно-ромашковым лужком. Конечно, продукты техногенной цивилизации преобладали, но и природа властно брала свое. Она оплетала зелеными щупальцами остов неопределенной марки автомобиля, до половины затягивала в лоно земли ржавый станок, полуразобранный даже на взгляд неспециалиста, упорно прорастала сквозь потрескавшийся асфальт и россыпь ржавой металлической стружки.
Лишь где-то далеко-далеко сквозь частокол металлических балок и поросль кустарника проглядывали кирпичные строения, вполне способные оказаться теми самыми складами, на которых, по словам главного инженера, одного из шалаевских людей «не то завалило, не то свои пришибли»… Ведь ни одно из до сих пор встреченных зданий на роль склада не тянуло — не бывает хранилищ с широченными окнами-витринами, к тому же местами изрядно побитыми, а в заводоуправлении хранить что-нибудь как-то не пристало.
Значит, оставалось одно: пересечь Зону.
Да-да, именно с Зоной, так мастерски описанной Братьями, и ассоциировалась у Веры огромная замусоренная и заросшая «территория». И чересчур хорошо, почти наизусть она помнила знаменитый «Пикник», чтобы без колебаний ступить на ее обманчиво безмятежную почву…
Словно желая подчеркнуть сходство, асфальт, по которому только что шла девушка, обрывался прямо у ее ног, как бы отрезанный гигантским ножом. За оплывшим краем черной растрескавшейся массы шла уже слабо натоптанная тропинка, петлявшая между холмами битого кирпича и лысой автомобильной резины, тянущаяся по краю огромной, напоминающей лунный кратер котловины и ныряющая куда-то за нагромождение трудноопознаваемых отсюда предметов вроде обломков античных колонн. Совершенно не факт, что протоптанная неведомыми представителями человеческого племени (не стада бизонов же здесь бродили!) стезя приведет туда, куда нужно, но ведь недаром же кратчайшее расстояние между двумя точками — прямая? А обитатели «одной шестой» редко утруждали себя поисками кружных путей — противоречит это русскому духу в общем и во всех частностях. Предположить же, что протоптал дорожку кто-нибудь иной, вроде пунктуальных немцев, мозговая извилина не поднималась. Да и стерлись бы те следы прошедшим валом времени.
Можно было бы, наверное, добраться до вожделенных складов и другим, более цивилизованным путем. Однако идти в обход, как все нормальные герои, Вера хотела меньше всего — у нее уже и без того ныли натруженные ноги, зверски хотелось пить, есть и вообще где-нибудь сесть по примеру персонажа забытой песни. И не только этого…
«А какого черта! — внезапно обозлилась она на себя и решительно сделала шаг вперед. — День кругом, да не лес, не пустыня, не тундра какая-нибудь — обычный завод! Если какая-то зона тут и есть, то это — промзона, и бояться нужно только одного: не вляпаться, как киношный Шурик, в какое-нибудь… не важно… да еще не пропороть ногу острой железякой. Ну и не стоять под стрелой, не кантовать, не влезать, чтобы не убило… Что там еще пишется на всяких предупреждающих
А Женя с Сергеем Алексеевичем уже сидели за столом напротив друг друга, и в воздухе явственно пахло спиртом…
Не подумайте плохого: не спиртом в прямом, понятном всем и каждому смысле этого слова, а всего лишь антисептической жидкостью, при помощи которой один умный, начитанный и образованный человек пытался спасти здоровье или даже самою жизнь другого умного, начитанного и образованного человека. Ну, пусть даже не жизнь и не здоровье, а лишь один из необходимых любому умному, начитанному и образованному человеку (да и глупому, безграмотному и необразованному тоже) органов. И теперь этот орган, толсто обмотанный бинтом, которого хватило бы и на более серьезное ранение, скользил над строчками некоего документа, вернее — плохо различимой копии, сделанной самым что ни на есть архаическим в наш век разгула копировальной техники способом — «отсиненным» на допотопной «Эре».
— И все-т-таки, Евгений Григорьевич, — в десятый уже раз повторял инженер. — Я бы настоятельно советовал вам обратиться к врачу. В таких делах, з-з-знаете ли, укол противостолбнячной сыворотки не помешает. Я отлично знаю то место, г-где вы умудрились пораниться, и уверяю в-вас…
— Ерунда! — довольно невежливо перебил нового знакомого Князев, отрываясь на мгновение от бумаги. — Ради такого я готов пожертвовать еще одним пальцем! Да что там пальцем!.. Где вы это достали?
— Где д-достал, т-там уже нет… — грустно пошутил Прохоров. — Я не шучу. Этого д-действительно уже нет. Я имею в виду оригиналы. Естественно, т-те оригиналы, к-копии настоящих документов, с-с-с… с которых я снял эти «синьки». Допускаю, д-даже уверен, что, возможно, где-то хранятся сами оригиналы, но их все равно что нет.
— Тогда они просто бесценны! Как вам удалось?
— А-а!.. — инженер махнул рукой. — Д-долгая история. В девяносто первом все почему-то считали, что область в-вслед за союзными республиками отвалится от России, и кто-то наверху р-решил подстраховаться…
— А почему документы хранились именно здесь? Не в городском архиве, к примеру.
— А они здесь и не х-хранились, — улыбнулся Сергей Алексеевич. — Р-разве похоже это на архив?
— Я понимаю…
— Это еще более долгая история, молодой человек, — внезапно поскучнел «архивариус». — И у меня совсем нет времени и желания ее рассказывать. Первому встречному — в особенности. Вы удовлетворили свое любопытство, юноша?
Евгений изумился перемене, произошедшей с таким радушным поначалу человеком. Даже заикание почти исчезло. У него и движения стали иными: экономными, скупыми… Прямо бальзаковский Гобсек [26] какой-то!
— Но поймите… — начал было Князев, но тут же был перебит.
— Вас интересовали подробности жизни и творчества Юргена фон Виллендорфа — вы их получили. Или вам мало этого? — Прохоров прихлопнул ладонью стопку листов.
— Этого? — молодой ученый обвел взглядом все бумажные развалы, загромождающие комнату. — А что тогда тут?
26
Гобсек — персонаж одноименной повести Оноре де Бальзака. Это имя, наряду с именем гоголевского Плюшкина, стало синонимом жадного человека, скряги, стяжателя.
— То, что вас никоим образом не касается. Хотите знать? Хорошо, — инженер выхватил из стопки папку и, суетливо развязав ветхие тесемочки, распахнул ее перед Женей и пролистнул несколько страниц, явив тому какие-то графики, таблицы, тексты, напечатанные и написанные от руки вроде бы на немецком языке… — Вам интересно? — Он захлопнул папку, подняв облачко бумажной пыли, и, не глядя, швырнул обратно. — Все остальное — то же самое с небольшими вариациями. Для непосвященного — макулатура!
Но даже самому непосвященному было видно, что хранитель архива лжет.