Город Мёртвых. 2 том
Шрифт:
Я вымученно улыбнулась его словам и обхватила себя руками, уберегая нагретое тепло. Мы просто сидели и молчали – Дядька курил, а я всё думала. И растяжки его меня совсем не успокаивали.
– Жутко здесь, – наконец высказалась я.
– Да нет, – задумчиво ухмыльнулся мужчина. – Как везде.
– И часто ты так ночуешь, один в чистом поле? – решила я спросить, чтобы отвлечься от собственных страхов.
– Довольно часто приходится, по воле обстоятельств. Я привык, – он смотрел куда-то в небо, и его глаза блестели. – Мне даже нравится.
– Разве это может нравиться? –
Что такого Саня находил в своём отшельничестве? Живя долгое мучительное время в покинутом всеми городе, я мечтала лишь о том, что когда-нибудь встречу выжившего. Выжившего человека, который спустя пару часов не накинется на тебя и не убьёт. Хоть одного. Я боялась любого шороха и пряталась за заколоченными окнами. Боялась даже допустить мысль о том, что ночью можно выйти на улицу, не говоря уже о совсем безумной идее – заночевать под открытым небом!
– Ляг на землю, – вдруг предложил он, подпихивая мне рюкзак. – И не смотри по сторонам. Лучше посмотри вверх!
Кинув осторожный взгляд на сумку, я привалилась на неё, нащупав внутри что-то жёсткое. Пристроив голову поудобнее, я попыталась отпустить съедавшее меня напряжение и успокоиться. Ведь всё-таки я находилась здесь не одна. И больше никогда, надеюсь, не буду. За меня теперь есть кому заступиться. Отпустив землю, мой взгляд всецело переключился на раскинувшуюся над нами звёздную карту. Когда-то я любила звёзды…
Саня вытянул вверх свободную от сигареты руку и прищурил глаза, измеряя какое-то одно ему известное расстояние. Наконец, довольно крякнув, он заговорил непривычно мягким голосом:
– Я долго шёл…
Он перевёл дыхание, будто собираясь с мыслями.
– …и, выбрав для ночлега
Холм ледяной, поставил гибкий шест.
В полярной тьме не Сириус, не Вега,
Как знак Любви, сверкает Южный Крест.
Вот дунул ветер, поднял вихри снега;
Запел унылый гимн безлюдных мест…
Но для мечты есть в скорбной песне нега,
И тени белые как сонм невест.
Да, я – один, во льдах пустых затерян,
Мой путь в снегах обманчив и неверен,
Мне призраки пророчат гибель вновь.
Но Южный Крест, мерцающий в тумане,
Залог, что я – не завершил скитаний,
Что впереди – последняя любовь!
Когда дезертир замолчал, на меня обрушилась давящая тишина. Не моргая, я смотрела в сине-чёрное небо и чувствовала, как по моим холодным от ночного воздуха щекам скользят горячие слёзы. Весь этот огромный мир в мгновение ока сжался до тесного вакуума и захлопнулся. Безмолвно открыв рот, как рыба, я силилась понять – откуда? Откуда этот совершенно случайный и чужой мне человек знает «Южный Крест»?
– Ты знаешь Брюсова? – тихо прошептала я вслух, чувствуя, как невыносимо жжёт в груди и предательски трясутся губы.
– Так-то, – осторожно отозвался сбитый с толку собеседник. – Мужик век назад жил, не мудрено…
– Чёрт с ним, с Брюсовым. Почему именно «Южный Крест»? – неровным голосом спросила я.
Приподнявшись, Дядька окинул меня озадаченным взглядом и поспешно притушил сигарету. Кажется, совсем не такой реакции он ожидал от меня на безобидное стихотворение.
– Этот стих… читал мне мой папа. Он очень любил его, – мой голос был словно чужой, бесцветный, сиплый. – Мы каждый летний вечер надеялись, что будет безоблачно. И когда наступала ночь, залазили по шаткой лестнице на крышу бабушкиного дома и смотрели на звёзды, – затараторила я, захлёбываясь. – Небо в деревне чистое, яркое, как здесь. Всё видно до самого горизонта! И если посмотреть в сторону леса, иногда можно было заметить крупную оранжевую звезду Венеры. Она постоянно то появлялась там, то исчезала, но всегда именно на этом месте – рядом с парой высоких ёлок. Сейчас я её не вижу. Она должна быть где-то там…
Сдавленно закончив, я всхлипнула и затихла, не в силах больше выдавить ни слова.
– Чёрт, – Саня потёр лоб, растерянно шаря глазами по сторонам. – Извини, я совсем не знаю, как реагировать на женские слёзы…
Подкатывающие рыдания заставляли мои плечи конвульсивно содрогаться. Прошлое вновь нахлынуло неумолимой волной, откупорив болезненную память, которую я бы предпочла запереть навсегда. Сжавшись, я уткнулась лицом в землю и судорожно вдохнула пыль.
– Тинка, – осторожно коснулся моего плеча дезертир. – Эй, харе! Вся морда будет в земле…
Подёргав меня за руку, он не добился ровным счётом ничего.
– Да, блин! – легко подхватив меня, Санька неловко потянул меня к себе.
Я безвольно тюкнулась ему сопливым носом в грудь и заревела пуще прежнего. Его руки были просто стальными. Не представляю, что могло вырваться из этой хватки. Но он лишь растерянно держал меня, чтобы я не упала обратно в траву. Вот уж не думала я, что эта ночь подарит мне такую истерику! А всё из-за этого сраного стихоплёта. Блеснул так блеснул – кто бы мог подумать! Я ненавидела Саню, я ненавидела Брюсова, сейчас я ненавидела буквально всех в этом мире. Но длилось это буквально до той поры, пока мы оба не услышали над нами осторожный голос:
– А что здесь, собственно, происходит?
Машинально отпрянув от Дядьки, я подняла заплаканное лицо и увидела перед нами Томаса. Лицо у него было просто каменное. Не сразу найдя слова, я, однако, мигом урезонила свои рыдания, сведя их к приемлемому минимуму.
– Кажется, я спросил – что здесь происходит? – деловито повторил он свой вопрос, не знаю каким чудом держа себя в рамках вежливого любопытства.
Его губы опасно сжались, превращаясь в тонкую струну.
– Ну-с, – поспешно встал и ретировался Саня. – Раз все всё равно проснулись раньше времени, пойду вздремну и я, наверное. Не скучайте, друзья, и доброй вам ночи!