Город может спать спокойно (сборник)
Шрифт:
Огинский занимается теперь главным образом рецептурой бризантного взрывчатого вещества. А немецкие минометчики под руководством лейтенанта Менцеля разряжают свои мины. Им предстоит заполнить их потом той взрывчаткой, над изготовлением которой трудится майор Огинский.
Бурсову с его командой приходится работать под неусыпным наблюдением унтер-фельдфебеля Крауза и двух автоматчиков.
Во время одного из перекуров подполковник ложится на землю неподалеку от Нефедова и шепчет ему:
— Нам нужен гексоген. Каковы возможности
Майор долго думает, вспоминая взрывчатые вещества, с которыми ему приходится иметь дело при изготовлении немецких самодельных мин. На это идут обычно германские стандартные заряды, состоящие из тротила и мелинита. Во взрывчатых веществах союзников Германии в наличии тоже в основном тротил, аммотол, тэн. Только в итальянских подрывных шашках «тритолите» содержится смесь тротила с гексогеном, а в «пентролите» сплав гексогена с тэном.
— А гексоген нужен в чистом виде? — спрашивает Нефедов.
— Да, желательно.
— Тогда его можно извлечь только из нашего детонирующего шнура ДШ-36. А немцы применяют его лишь в кумулятивных зарядах, да и то в смеси с тротилом.
— Ну хорошо, мы подумаем над этим.
— А что еще понадобится? Может быть, капсюли-детонаторы?
— Да, было бы неплохо.
Поздним вечером, когда Бурсов лег на нары рядом с Огинским, он шепотом сообщил майору о своем разговоре с Нефедовым.
— Ну ничего, — успокоил его Огинский, — гексоген я попытаюсь раздобыть сам. Предложу завтра Штрейту начинять им мины, предназначенные для обстрела наши минных полей.
— А что еще, кроме гексогена, понадобится для изготовления пластичной взрывчатки?
— Нужны будут еще и специальные пластификаторы. С этим, пожалуй, будет труднее.
АЗАРОВ ИДЁТ НА РИСК
Четвертый день в поле и в минных мастерских спецлагеря советских военнопленных идет работа по подготовке к эксперименту майора Огинского. Сам капитан Фогт ежедневно приходит понаблюдать за деятельностью военнопленных. И хотя у него нет оснований упрекнуть их в нерадивости, он не упускает случая предупредить:
— Как только я буду замечайт, что кто-то из вас шаляй-валяй, тот сразу будет вылетайте из мой лагер. Нет, не на волю, а в совсем другой место. Об этом я считаю своя долгом предупреждайт вас.
Унтер-фельдфебель Крауз теперь буквально не сводит с них глаз. Даже, кажется, забыл о шнапсе. Во всяком случае, не заметно, чтобы он прикладывался к своей фляге во время коротких перерывов. Однако, несмотря на это, и Нефедов, и особенно ловкий и удачливый Азаров при разминировании минных полей незаметно припрятывают несколько капсюлей-детонаторов и взрывателей. Удается утаить около десятка капсюлей и во время установки новых минных полей по плану майора Огинского. Теперь возникает вопрос: как пронести все это в лагерь? Часовые в последнее время стали обыскивать пленных с еще большей тщательностью.
Огинский тоже ухитряется спрятать немного гексогена, которым по его предложению стали начинять артиллерийские мины.
Возникает надежда, что со временем удастся раздобыть и пластификаторы, необходимые для изготовления пластичного взрывчатого вещества. У Огинского уже целая лаборатория по производству взрывчатых смесей, и у немцев нет пока никаких сомнений, что он вполне добросовестно ищет вещество, способное вызвать детонацию минных полей. Майора тревожит теперь лишь одно: как переправить все это в барак?
Ломает голову над этим и подполковник Бурсов. Лишь лейтенант Азаров по-прежнему кажется беспечным. И потому, может быть, в конце пятого дня, возвращаясь в лагерь, Бурсов обращает внимание на необычную молчаливость лейтенанта и какую-то странную бледность его лица, когда они проходят осмотр у центральных ворот. Обычно он шутит с охранниками, которые прощают это Азарову, зная особое расположение к нему капитана Фогта. А теперь он молчит, словно воды в рот набрал, и как-то странно вытягивает шею.
А когда они приходят наконец на территорию лагеря, лейтенант почти вбегает в барак, и не в свой блок, а к старшим офицерам. Встревоженный Бурсов спешит за ним следом и видит необычную картину: Азаров в изнеможении падает на нары.
— Что с вами?! — испуганно бросается к нему Бурсов, полагая, что лейтенант неожиданно заболел.
А Азаров даже ответить не в состоянии: так трясет его нервная дрожь. Лишь немного успокоившись, он показывает подполковнику зажатые в кулаке три капсюля-детонатора. И Бурсов сразу же все понимает. Лейтенант пронес эти капсюли во рту, когда проходили проверку у ворот!
Но это же настоящее безумие! В капсюлях ведь капризная гремучая ртуть. Достаточно чуть-чуть сплющить их алюминиевую гильзу, как произойдет взрыв.
— Вы сумасшедший, Азаров! Стоило бы часовому задать вам хоть один вопрос…
— Этот не задал бы… Он не из разговорчивых.
— Но вы могли бы и от страха так стиснуть зубы, что…
— Больше всего я боялся, что проглочу эти детонаторы… — признается Азаров.
— Ну вот что, — строго произносит подполковник Бурсов. — Я запрещаю вам подобный способ переноски капсюлей в лагерь. Мало того, что себя погубите, подведете и всех нас. Нужно придумать что-нибудь другое…
— Но что же придумаешь, товарищ подполковник? Этот гад Крауз — настоящая ищейка. Он все может вынюхать. Надо торопиться…
— Согласен. Торопиться надо. Не надо только идти на безумство.
…Обстрел минного поля начинается на следующий день.
Капитан Фогт взобрался на площадку над воротами лагеря, пригласив с собой всех офицеров эсэсовской охраны. Доктор Штрейт вооружился полевым артиллерийским биноклем и приказал лейтенанту Менцелю открыть огонь.
Бьют сразу все минометы его батареи. Мины рвутся в самом центре экспериментального поля, вздымая фонтаны сухой, давно не орошаемой дождем земли.