Город может спать спокойно (сборник)
Шрифт:
— Найн, не надо проводить, — машет рукой в черной кожаной перчатке Огинский. — Сами будем находить. Где есть это?
Полицейский наклоняется к Азарову и знаками показывает, куда нужно ехать.
— Фэрштэйн? — спрашивает он.
— Фэрштэйн, фэрштэйн, — сердито бурчит Азаров и, чуть не сбив полицейского, резко включает скорость.
— Напрасно вы с этими гадами так деликатно, товарищ майор, — говорит он недовольно. — С ними надо…
— Ну вот что, Азаров, вы теперь для меня только шофер Ганс, а я для вас — штурмбанфюрер Мюллер. И никаких советов прошу мне не давать. Кстати, я передумал искать квартиру бургомистра самостоятельно. Вернемся к полицейскому управлению и воспользуемся их услугами.
— Яволь, герр штурмбанфюрер!
Как только машина снова подъезжает к полицейскому управлению, Огинский машет рукой полицаю:
— Мы сбились с путь… Гебэн зи мир бегляйтэр…
— Провожатого нам, шнэллер! — уточняет Азаров.
Дежурный торопливо вызывает из управления какого-то тощего дядьку в помятом мундире и, оставив его за себя, проворно вспрыгивает на крыло машины со стороны шофера.
— Тут недалеко, — говорит он Азарову. — Вот до того угла, а потом налево… Нах линкс, фэрштэйн?
А когда машина сворачивает налево, полицейский показывает на кирпичный дом, заметно отличающийся своей добротностью от остальных строений улицы.
— Вон в той хаузе они проживают. Мне как теперь, назад возвращаться или сбегать доложить?
— Доложите, — велит ему Огинский. — Шнэллер! Живо!
Как только полицейский уходит, майор торопливо шепчет Азарову:
— А вы не выходите из машины. Там, в их берлоге, все равно ведь ничем не сможете мне помочь. Держите лучше машину наготове на всякий случай.
НЕУДАВШИЕСЯ ИМЕНИНЫ БУРГОМИСТРА КУЛИЧЕВА
Успевший уже заметно захмелеть тучный бургомистр города Овражкова смотрит на «штурмбанфюрера» счастливыми глазами.
— Вот радость-то, честь-то какая! — слегка заплетающимся языком говорит он. — Большое спасибо, господин штурмбанфюрер, что почтили меня своим присутствием в столь торжественный день. Покорнейше прошу вас отведать нашей русской, известной во всем мире водки.
И он протягивает Огинскому большую, налитую до краев рюмку. Огинский брезгливо нюхает ее и морщится:
— Фи, самохонка!
— Да нет же, господин штурмбанфюрер, ей-же-богу — водка! Ну хоть глоточек за мое здоровье…
Но Огинский решительно отталкивает руку бургомистра, и водка выплескивается на его огромный живот.
— Наин, господин бургомистр, найн! Прежде дело, а потом водка. Есть тут среди ваш гость кто-нибудь, кто знает дойч — немецкий язык?
— Мой секретарь, господин штурмбанфюрер. Эй, Каблучков, живо к господину штурмбанфюреру!
Он манит кого-то пальцем, будто собачонку. Из-за стола не без труда вылезает поджарый, средних лет мужчина в вышитой косоворотке.
— Вот, господин секретарь, — протягивает ему Огинский документ, отобранный у Мюллера. — Форлэзэн унд юберзэтцэн.
Увидев на бланке черного немецкого орла с распростертыми крыльями и со свастикой в когтях, Каблучков заметно трезвеет и начинает медленно, с большими паузами переводить. Немецкий знает он, видимо, не очень твердо: Огинскому то и дело приходится его поправлять. А когда Каблучков кончает перевод, Огинский небрежно кивает ему:
— Данке, господин Башмячков…
— Каблучков, — деликатно поправляет секретарь.
— Фэрцайэн зи, биттэ, господин Каблучков. — Повернувшись к Куличеву, Огинский спрашивает его: — Кто тут есть из ваш подчиненный, который занимайт фэрант вортлихен постэн?
— Ответственный пост, — переводит Каблучков.
— Вот два моих помощника, — показывает Куличев на стоящих неподалеку от него старомодно одетых пожилых мужчин.
Теперь вообще никто уже не сидит, все стоят, вытянув руки, по стойке «смирно». Смущенно переминаются с ноги на ногу и женщины, не зная, что им делать.
— А вот тот, — указывает бургомистр на рослого сутуловатого мужчину, — начальник местной полиции, господин Дыбин со своими помощниками.
— Зер гут, — удовлетворенно произносит Огинский. — Останетесь тут вы, господин бургомистр, и вы, господин начальник полиция. Остальные — шагом марш! Пусть они будут немножко погулять во дворе. Вы, господин Каблучков, тоже идите проветриваться. Мы будим как-нибудь разбираться тут сами, без ваша помощь.
Все, кроме Куличева и Дыбина, поворачиваются кругом и почти строевым шагом идут к двери.
— У меня их хабе кайне цайт… Как это? Ага! У меня нет времени ожидайт, когда кончится ваш именин…
— О, пожалуйста, господин штурмбанфюрер! — угодливо восклицает Куличев. — Именины от нас не уйдут.
— А теперь, как это у вас говорится? Ближе к делу, да? Надеюсь, вы знайт, кто есть такой господин гаулейтер Заукель?
— А как же, господин штурмбанфюрер! Кто же не знает генерального уполномоченного по использованию рабочей силы в оккупированных восточных областях? И мы с господином Дыбиным честно…
— Нет, не честно! — грозно прерывает бургомистра «штурмбанфюрер». — Разве вы не получайт через рейхскомиссар ваша область указание гаулейтер Заукель? Он приказал прекратить отправка в Германия в качество рабочей силы бывших советских железнодорожник?
— Так точно, получили, господин штурмбанфюрер, и в точности все выполнили…
— То есть наглый ложь, господин бургомистр! — снова повышает голос «штурмбанфюрер». — Вы отправил в Германия почти всех железнодорожник, проживающий в Овражков.