Город пахнет тобою...
Шрифт:
— Я не хочу! Я и так без тебя спал целую неделю! Я не могу заснуть без тебя, ты моя персональная фея сна. Вот поцелую тебя на ночь и сразу же засыпаю.
Я почувствовала, как он топнул ногой и обиженно надул губы. А что я могу сделать? Не попрусь же я среди ночи одна по незнакомому городу не пойми куда? Могу, конечно, у меня ума хватит, но смысл? Я потом физически не доползу обратно. Да и Билла элементарно жалко гонять — он очень устал и не высыпается. Хотя, если попрошу, он приедет ради меня. Одно слово — и он через пятнадцать минут нарисуется, я знаю. Очень хочется произнести его, попросить приехать, но не могу и не буду, пусть отдыхает.
— Ну, блин, иди к Тому. Обними его, поцелуй и спите вместе, — без всякой задней мысли предложила я.
Ответом мне была тишина недоумения.
—
— Какую дрянь? — не сообразила я. — Ты же любишь подчеркнуть, что я для тебя, как Том. Вот и пусть сегодня Том немного побудет мною.
И тут до меня дошло, о какой дряни он говорит. Я закатилась, от смеха выронив трубку.
— Вообще-то я сегодня хотел заняться сексом, — спокойно сообщил Билл, когда я отсмеялась и вернулась к телефону, размазывая по щекам слезы.
Я представила себе реакцию Тома и снова загоготала. Билл обиделся и повесил трубку. Ну вот… И шуток он не понимает.
Концерт он смог дотянуть до конца. Чего это ему стоило — лучше не знать. Я с замиранием сердца стояла за кулисами и с ужасом вслушивалась, как он лажает на каждой песне, перекидывая часть текста на зал. Трудно представить, какое дерьмо завтра выльют на него мои французские коллеги. Йост сначала тоже слушал, потом засуетился, начал кому-то звонить. В гримерке Билл возбужденно рассказывал, как несколько раз ему казалось, что всё — сейчас его кошмар станет реальностью. Голос осипший, словно он долгое время орал. Маркус лез к нему с какими-то препаратами. Я молча сидела у окна и нервно докуривала уже третью сигарету, размышляя, что в прошлом туре у него тоже были какие-то проблемы с голосом. Если тогда им удалось быстро восстановить Билла, то и сейчас все будет хорошо. Доктор Клаус один из лучших специалистов, он вытянет его. Впереди еще девять концертов в рамках тура, а потом… Я не знаю, сколько потом… Когда Билл впервые показал мне расписание, я довольно щелкнула языком и обозвала их халявщиками, сказала, что они слишком много отдыхают. Еще смеялась над их с Томом вытянувшимися лицами. Билл вкрадчиво пояснил, что черные квадратики — это дни выходные, а вот белые… Я чуть челюсть не разбила о пол. Помню, что первой мыслью было — он же связки в хлам убьет… И вот сейчас моя шальная мысль наглым образом материализуется. Да они на Маркуса молиться должны!
И вновь в наш дом на колесах и в путь. Сто двадцать километров до Марселя. Это пара часов, если без приключений. А потом спать. В турбасе полно народу. С нами едет охрана, другие менеджеры, все галдят. Том что-то объясняет человеку с камерой, размахивает руками. Георг и Густав ужинают. Билл ругается с охраной, потому что опять на выходе из концертного зала их смяли. Просит как-то или усилить наши силы, или требовать металлических заграждений от организаторов. Я курю. Курю много. В голове крутятся слова Маркуса, брошенные в никуда за сценой во время концерта: «Хана связкам». Билл говорит. Пока говорит. Пока связки разогреты, разработаны. Что будет завтра? Это назойливой мухой кружит над головой, жужжит, мешает сосредоточиться. Хана связкам… Это же приговор для него. Он же живет сценой. Он, как вампир, питается энергией зала. Он не сможет без зрителей. Он которое утро не может внятно произнести ни слова, только к обеду что-то начинает бормотать, к вечеру более-менее разговаривается. Надо уговорить его отменить концерты, хотя бы два следующих, и восстановить голос, обследоваться нормально в клинике, проконсультироваться с врачами. Я постараюсь его уговорить… Пусть только нас оставят вдвоем, а уж я буду очень стараться…
Я соблюла все правила по уговариванию мужчин: он был сыт, вымыт, обласкан, умиротворен и собирался заняться сексом. Я нежно водила кончиками пальцев по плечам и груди, гладила шею, массировала кожу головы. Его губы были чуть тронуты улыбкой, а глаза прикрыты. Я нависла над ним, слегка касаясь животом и грудками обнаженного тела, медленно провела вверх, опустилась вниз, выгнулась кошкой, пощекотала грудь волосами, подразнила соски языком. Он обхватил меня за талию и притянул на себя, вынуждая лечь сверху. Мы долго и с упоением целовались, то страстно, стукаясь зубами, то лишь кончиками
— Би, — я потерлась носом о подбородок и слегка укусила его. — Я переживаю за тебя. Доктор Маркус говорил с кем-то по телефону, он считает, что у тебя что-то серьезное со связками. Отмените пару концертов, пройди обследование.
— Нет, — неожиданно резко и агрессивно отстранился он от меня.
Я не отпускала его. Попыталась поцеловать, он не дался. Пристально посмотрел прямо в глаза, словно мысли отсканировал, и недовольно поджал губы.
— Послушай, я понимаю всё. Но голос дороже. Здоровье дороже. У тебя ужасный стресс, ты болеешь, организм ослаблен. Ему совсем немного надо, понимаешь? Чуть-чуть отдыха для восстановления.
— Я знал, на что шел и что подписывал, — раздраженно отвернулся он, выпутываясь из моих объятий. Достал сигареты, закурил.
— Доктор Клаус просил тебя хотя бы не курить, — скривилась я. — Би, пожалуйста, послушай его. Он ведь врач, он лучше знает…
— Нет! Я сказал нет! И не лезь в мои дела! — зло зарычал Билл, вытаращив глаза.
— Би, я всего лишь не хочу, чтобы ты потерял голос. Нужен перерыв и лечение.
— И как ты себе это представляешь? Ты знаешь, какую неустойку мы заплатим? — он шумно выдохнул дым.
Я села на постели по-турецки и жестко произнесла:
— Неустойка от двух концертов будет в разы меньше неустойки от отмены тура. А если с твоим голосом что-то случится, то компания без раздумий выкинет тебя на улицу, как использованный презерватив. Ты уже решил, чем будешь заниматься, когда станешь немым?
Билл слетел с кровати, словно неожиданно увидел на моем месте гадюку. Взбешенно взмахнул руками, пытаясь что-то возразить, но от гнева не смог произнести ни слова. Схватил в охапку одежду и выбежал из номера, громко хлопнув дверью. Я расстроено обвела резко опустевшую комнату взглядом. В груди неприятно холодило, сердце щемило.
— Зайку бросила хозяйка… — тихо пробормотала я и горько усмехнулась. Это уже не шутки. Он и вправду окрысился на меня. Но может быть, я действительно лезу не в свое дело? Я ведь не знаю всех нюансов, он не рассказывает подробности контракта, может есть что-то, из-за чего он так рвется выступать, какие-то серьезные договорные обязательства с компанией, со спонсорами, со всеми. Но ведь он же останется без голоса… Ребята смогут выступать, а Билл… Он же ничего больше не умеет… Я упала на подушку.
Хана связкам — звучало в голове голосом доктора Клауса. С непередаваемым сожалением, с жалостью…
Хана связкам — было написано на крыльях огромной упитанной бабочки с лицом доктора Клауса, которая всю ночь гонялась за мной и орала нечеловеческим голосом: «Хаааа-нааа свяаааз-кааам!»
Хана связкам — разбудил меня утром птичий щебет из окна.
Ему сегодня нельзя выступать.
Глава 3
Завтракала я в одиночестве в баре с ноутом, который занял чуть ли не бОльшую половину крошечного стола, отчего круассаны пришлось уплотнить, а блюдце из-под кофе вообще переставить на другой стол.