Город Победы
Шрифт:
– Сегодня день Воскрешения, – не задумываясь, ответил ей Доминго Нуниш, – Ele ressuscitou, как это звучит на моем языке. День, когда Он вознесся. Но я вижу, что ты пытаешься возродить другого – ту, кого ты любила, ту, что вошла в огонь. Своими чарами ты создала целый город в надежде, что она вернется.
– Ты говоришь непонятно, – заявил Букка Сангама, – к кому ты вообще обращаешься?
– Она шепчет мне в ухо, – ответил Доминго Нуниш.
– Добро пожаловать в Виджаянагар, – сказала Пампа Кампана. Она произнесла в почти как б,
– Бизана? – повторил Доминго Нуниш, – Прости, как ты его назвала?
– Скажи сначала видж-ая, победа, – учила его Пампа Кампана, – а потом нагар, город. Это не так сложно. Нагар. Виджаянагар. Город Победы.
– Мой язык не выговорит таких звуков, – признался Доминго Нуниш, – и дело тут не в моем дефекте речи. Я просто не смогу сложить губы, чтобы произнести его, как это делаете вы.
– И как твой язык сможет называть его? – спросила Пампа Кампана.
– Бидж… Биз… ну, сначала Биз… а потом… нага, – ответил Доминго Нуниш, – теперь соединим – я очень стараюсь, – получается Биснага.
Пампа Кампана и Наследник Престола Букка рассмеялись. Пампа хлопала в ладоши, и не сводивший с нее пристального взгляда Букка понял, что она влюблена.
– Значит, Биснага, на том и порешим, – произнесла она, не переставая хлопать, – вот ты и подарил нам наше имя.
– Что ты такое говоришь? – вскричал Букка. – Ты что, хочешь, чтобы этот чужеземец заклеймил наш город тарабарщиной со своего завязанного в узел языка?
– Да, – ответила она, – это же не древний город с древним же названием. Этот город появился здесь только что, как и этот человек. Они одно и то же. Я принимаю это имя. Отныне и вовек это будет Биснага.
– Придет время, – озвучил Букка свою крамольную идею, – и мы больше не будем позволять иностранцам рассказывать нам, кто мы есть.
(Из-за того, что Пампа Кампана оказалась неожиданным образом очарована Доминго Нунишем и его невнятным произношением, во всем тексте своей эпической поэмы она называет “Биснагой” и город, и всю империю, возможно, желая напомнить нам, что, хотя ее труд основан на реальных событиях, воображаемый мир от реальности отделен пропастью. “Биснага” – не часть истории, это часть ее самой. Наконец, поэма – не эссе и не новостной репортаж. Поэтическая реальность и воображение следуют своим собственным законам. Мы так же решили следовать выбранному Пампой Кампаной курсу, а потому город ее мечты, Биснага, поминается и живописуется и здесь. Поступить иначе означало бы предать автора и ее произведение.)
Хотя Пампа Кампана по-прежнему по двадцать часов в день проводила в глубоком трансе шептуньи, ее ставшее очевидным для всех новое чувство к чужеземцу – ее глаза искали его на протяжении того единственного часа, когда были открыты, – стало причиной серьезного придворного недовольства. Новость о любовном увлечении Пампы достигла царственных ушей Хукки Райи I раньше, чем появился сам Нуниш, и вызвала нешуточный гнев. Не подозревавший об этом португалец представился царю с изысканной вежливостью, не забыв упомянуть о своем даре рассказывать истории из путешествий.
– Если вы позволите, – предложил он, – я мог бы развлечь
Хукка пробурчал что-то малоразличимое.
– Может статься, – были его слова, – что этот путешественник представляет для нас больший интерес, чем его побасенки.
Доминго Нуниш не понимал, как ему следует поступить, и в некотором замешательстве стал рассказывать о своих странствиях в землях, где живут каннибалы-антропофаги и люди, у которых голова растет из плеч вниз. Хукка поднял руку, чтобы остановить его.
– Расскажи нам лучше, – велел он, – о людях с неестественно бледными лицами, о белых европейцах, о розовых от пьянства англичанах и об их коварном вероломстве.
Нуниш встревожился.
– Разумеется, – ответил он, – среди европейцев свирепость французов может превзойти только жестокость голландцев. Англичане же пока сильно отстают, но лично я предполагаю – хотя большинство моих соотечественников с этим не согласится, – что в результате они могут оказаться хуже всех вместе взятых, и половина карты мира может окраситься в розовый. Однако мы, португальцы – народ надежный и достойный. И генуэзские купцы, и арабские торговцы, не сговариваясь, расскажут вам о нашей порядочности. А мы к тому же еще и мечтатели. Вообразили, к примеру, что наш мир круглый, и теперь мечтаем проплыть вокруг света. Думая о мысе Африка, мы вообразили северо-западный морской путь и предполагаем, что на западе Южных Морей могут существовать неизвестные континенты. Мы больше всех на земле любим приключения, но, что отличает нас от менее значимых народов, держим обещания и вовремя платим по счетам.
Как и его новорожденные подданные, Хукка Райя I все еще привыкал к своей новой инкарнации. В своей насыщенной событиями жизни он уже испытал несколько метаморфоз. На смену бесхитростной неспешной жизни пастуха коров пришла армейская дисциплина солдата, а после – пленного солдата, которого принуждают сменить религию, а значит, и имя; после побега он сбросил фальшивую кожу религиозного обращенца, а также обличье и привычки солдата, и пережил превращение во что-то близкое его первоначальной пастушеской сути – по крайней мере в крестьянина, озабоченного поисками новой жизни. Когда он был ребенком, одним из его заветных желаний было, чтобы мир никогда не менялся, чтобы ему всегда было девять и мама с папой всегда подходили к нему, распахивая руки, чтобы обнять, однако жизнь преподнесла ему великий урок, урок изменчивости. Сейчас, когда ему был дарован трон, на котором он сидел, он понял, что к нему вернулась детская мечта об отсутствии перемен. Он хотел, чтобы эта обстановка, этот тронный зал, эти охраняющие его женщины, эта роскошная мебель каким-то образом были вынуты из изменчивого мира и перенесены в вечность, но до того, как это случится, он должен жениться на своей царице; ему нужна была Пампа Кампана, чтобы она приняла его и с гирляндой на шее сидела подле, пока простые люди возносят их союз, и как только это произойдет, времени можно будет остановиться, Хукка сам сумеет остановить его мановением своего царского скипетра, да и Пампа Кампана, наверное, сумеет это сделать, ведь она сумела дать жизнь целому миру, имея всего лишь мешок семян и проведя несколько дней за шептанием, а значит, сможет и закольцевать его, превратить в магическую гирлянду, чья власть сильнее хода календаря, и так в счастье они будут жить вечно.
Конец ознакомительного фрагмента.