Город под каблуком
Шрифт:
– Ограбить квартиру хотел?
– А что, такого быть не может? – угрюмо спросил Никита.
Он занес ногу над пропастью. Обратного пути уже нет, но ведь он может и не упасть, если менты не выбьют из-под ноги тонкий шест, переброшенный через эту пропасть. А они запросто могут сделать это. Сейчас Овчаренко скажет, что грабителей было трое, и спросит, куда делись остальные. Да и не грабители это были, скажет…
– Может. Очень даже может. А отмычки Кабалоев мог потерять, когда убегал от тебя, так? – широко улыбнулся майор.
– Потерял, – в ожидании подвоха кивнул Никита.
– Бывает и такое. А ты отмычки видел?
– Видел.
– А
– Макс был. Но он ничего не видел. Спал он. Со спиртным перебрал.
Никита чувствовал себя мухой, над которой занесли свернутую в трубочку газету. Майор мог пришлепнуть его к стенке правдой-маткой, но он не спешил делать это.
– Значит, ничего он рассказать не сможет?
– Нет.
– И ты ему про убийство ничего не говорил?
– Нет.
– Тогда про Макса вообще не упоминай. Не было его в квартире, и точка. А то вдруг что-то не то сболтнет.
– Что, не то?
– Тебе лишние проблемы нужны?
– Нет.
– Тогда делай, что тебе говорят.
Майор сдержал свое слово, и явку с повинной обеспечил, и показания в выгодном для него свете снял. Но это еще больше уверило Никиту в том, что менты выводят Макса из-под удара. Видимо, в благодарность за ценную информацию, которая помогла раскрыть им убийство.
Часть вторая
Глава 10
Костюмчик должен сидеть. Вместе с хозяином. Никите отмерили четыре года общего режима, и костюмчику, выходит, тоже. Он будет отсиживать срок в бараке с выходом на обязательные работы, а его вещи – отлеживать эти четыре года на вещевом складе, куда Никита его сейчас и сдает. Только сдаст ли?
– Слышь, мужик, ну с тобой же нормально говорят. Пацан через неделю откидывается, ему конкретный прикид нужен.
Бритоголовый амбал, с маленькими приплюснутыми ушами, смотрел на Никиту немигающим взглядом. Пальцы веером, руки коромыслом, край верхней губы презрительно приподнят. Он говорил напористо, но пока еще не зло – в надежде, что Никиту можно будет развести на словах. Но в любой момент он мог выйти из себя, а сила за ним реальная. Он и сам по себе, судя по всему, неплохой боец, а за ним еще два бугая.
– Согласись, что свобода – это святое.
– Согласен, – кивнул Никита.
– Ну, вот видишь… Сейчас ты отдашь свой костюмчик на святое дело, а потом сам возьмешь. Когда у тебя звонок?
– Скоро.
Четыре года – большой срок, но все-таки это не вечность. Тем более что Лариса обещала его ждать из тюрьмы. А если она обещала, то дождется обязательно. Мало того, Фоган счел, что Никита пострадал за его сына, поэтому сохранил за ним зарплату – денежки капают на его счет, и четыре года в неволе принесут ему полмиллиона долларов. Он выйдет на свободу и начнет строить отель на своем участке. Это их совместный с Ларисой бизнес. И все у них будет в лучшем виде… Главное, верить в то, что все так и будет. А он верит, несмотря на сомнения. Вдруг Лариса не устоит перед натиском Макса? А он ведь распоясаться может без присмотра, как бы снова сводничеством не занялся. Сначала поматросит Ларису, а потом на панель… Но ведь когда-нибудь Никита выйдет на свободу, и Макс должен это понимать.
– Когда скоро? – раздраженно спросил бугай.
– Скоро. И мой костюмчик освободится вместе со мной.
Этот «найковский» спортивный костюм – сам по себе
Лариса пришла к нему в изолятор временного содержания в последнюю ночь перед этапом. Договорилась с ментами и пришла. Она обещала ждать Никиту, но отдавалась ему как в последний раз… Это была самая лучшая ночь в его жизни. Но будет ли повторение? Четыре года – это целая вечность, а Лариса ему не жена, чтобы приезжать на долгосрочные свидания. Да и когда еще появится право на такое свидание, неизвестно. Может, к тому времени Никита уже будет ей не нужен.
– Слышь, мужик, я смотрю, ты по-хорошему не понимаешь, – тянул свое амбал, оглядываясь по сторонам. Двор перед складом огорожен непроницаемым для взгляда забором, никого из лагерного персонала не видать – значит, Никиту можно смело наказывать за несговорчивость.
– По-хорошему понимаю, а по-плохому – нет.
– Я с тобой по-хорошему.
Амбал подал знак, и его сообщники обступили Никиту с двух сторон.
– Не получается у тебя по-хорошему.
– Сейчас получится, – ухмыльнулся амбал и ударил его кулаком под дых. Вернее, попытался провести такой удар, но его рука застряла в жестком блоке. И тут же последовал ответный удар – локтем снизу-вверх в подбородок. Клацнули зубы, послышался жуткий утробный звук, но Никите некогда было смотреть, к чему привел его удар. Он переключился на бугая, который зашел к нему справа – блокировал ударную руку и ногой в живот отшвырнул от себя его дружка, приготовившегося бить слева. Удар влево, вперед, снова в сторону… На этом все и закончилось. Противник только смотрелся внушительно, на деле же он мало что из себя представлял.
Никите даже стало обидно, что дело не дошло до жестокой схватки. Мог бы всю злость на судьбу из себя выплеснуть, а так брожение осталось. Как бы самому на кого-нибудь не вызвериться…
Белая лошадь превратилась вдруг в телегу, из которой выросла сначала одна мачта с парусами, затем вторая. И не поле пшеничное уже колосится, а штормовое море бушует, и какой-то фрегат под черными парусами навстречу несется. А на носу корабля – вырезанная из дерева русалка, и она превращается в Ларису, заключенную в объятия рогатого черта. Она закричала, увидев Никиту, но это не призыв о помощи. Черт хоть и сжимает ее своими парнокопытными лапами, но Лариса даже не пытается вырваться. А кричит она, чтобы предупредить об опасности…
Никита открыл глаза и в полумраке дежурного освещения увидел зэка, который осторожно подходил к нему. Он тут же закрыл глаза, чтобы не выдавать себя, и, когда человек приблизился к нему, схватил его за горло так, чтобы пальцами вырвать кадык.
– Тебя Кроль зовет, – в ужасе прохрипел бедолага.
– Кроль? – Никита разжал пальцы, и заключенный в панике шарахнулся от него.
– В бытовке он. Иди, он зовет…
Из карантинного барака Никита сразу попал в промзону, там его промурыжили до ужина, после которого он и оказался в отрядном общежитии. А там и отбой не заставил себя ждать. Но все-таки Никита уже знал, кто «смотрит» за бараком. Некто Кроль здесь в большом почете. Причем «смотреть» он поставил себя сам. Сила за ним, а значит, и власть. За лагерем вроде бы «смотрел» кто-то из воровской масти, но поговаривали, что его здесь никто не слушался. Кто сильней, тот и прав – обычное дело для общего режима.