Город посреди леса (рукописи, найденные в развалинах)
Шрифт:
Ласточка тихонько ахнула.
Боль ударила маленькой невидимой молнией.
Ничего не понимаю.
— Что вы делаете! – Аретейни ухватила меня за запястье. Я стиснул зубы.
— Ничего, товарищ доктор. Вставать мне можно, я надеюсь?
Она кивнула, помедлив.
— Операция была три дня назад, но я бы на вашем месте...
— Сколько?! – Я тряхнул головой, надеясь вытрясти из нее весь этот бред. Не получилось. Твою ж дивизию! Если я действительно в какой-то иной реальности – так за три дня могло произойти
Желтый огонек.
Стоило мне подойти к нему близко – я оказался здесь.
Значит, обратно можно попасть при помощи все того же огонька.
А Ласточка? Как она-то здесь оказалась?
— Да вы не беспокойтесь, я вам больничный выпишу, – неверно истолковала мою реакцию вышеупомянутая Ласточка. – Вы где работаете?
— В патруле, – мрачно отозвался я, соображая, как ее убедить, что вставать мне не только можно – но и нужно. Я бы даже сказал, катастрофически необходимо. Она снова склонилась над своим блокнотиком.
— Милиционер, значит?.. Какое отделение?
Я вздохнул.
— Слушай, – говорю, – успеешь еще больничный выписать. – Ты мне скажи, где мои вещи и как можно оформить выписку.
Она нахмурилась и резко поднялась.
— Без осмотра не отпущу. А выписка после обеда – пожалуйста, пишите расписку и берите на себя ответственность за свое здоровье.
— Благодарю, – обрадовался я. – А...
— Вещи заберете в гардеробе. И не забудьте оформить разрешение на ношение холодного оружия, раз уж вы ухитрились его где-то потерять. Меня третий день из-за этого милиция третирует. – Она улыбнулась. – Вы точно хорошо себя чувствуете?
— Точно. – Ложь. Чувствовал я себя так, будто в груди поселилось маленькое такое, но сильное стихийное бедствие. Ураган, там, или землетрясение. Голос отказывался подчиняться, и у меня получился какой-то сиплый полушепот. Да что же это такое! Я три дня валяюсь без сознания в какой-то иной реальности, у меня дома Ласточка раненая... и вдруг – она здесь, живая и невредимая – но это еще ничего. Она меня ни капельки не помнит и трудится врачом в местной больнице.
Просто в голове не укладывается. Чертовщина какая-то. Я обернулся на соседнюю кровать, где Ласточка, как ни в чем не бывало, проверяла глаза у чернявого парня.
— Эй, товарищ. – Кто-то легонько толкнул костяшками пальцев в плечо, и я машинально обернулся. Рядом стоял крупный мужчина средних лет, с короткой челкой русых волос. – Наверное, мой третий сосед. – Чай будешь? До выписки еще далековато.
— Ага. – Я снова покосился на Ласточку. Мужчина понимающе усмехнулся.
— Красивая, – сказал он. Я махнул рукой.
— Да не в том дело... Слушай, а...
— Руслан, – подсказал мужик, протягивая мне кружку.
— Очень приятно. Благодарю... А она давно здесь работает?
Руслан пожал плечами.
— Не очень, наверное. Вишь, молодая какая. Но ты не думай,
Я замаскировался кружкой, вцепившись в нее так, что пальцы онемели, но все равно фыркнул. Руслан, к счастью, не заметил.
— ...Она порядочная, ты не думай, – продолжал он. – Но конкуренция большая!
Я фыркнул вторично.
Эндра.
«Твою мать…» – подумала я и очнулась. Это была первая мысль, которая пришла в голову – и было отчего. Только-только поджившие раны снова тянули глухой болью. В голове плавал зыбкий туман. А я-то, дура, только привыкла, что больше не надо при каждом движении затаивать дыхание, чтобы пережидать горячие болевые волны. Не тут-то было – опять подстрелили. Что ж, сама виновата, не надо было соваться. А что мне еще было делать?.. Вот так вот желай добра людям… Перестрелять бы их всех, чтобы знали, каково это. Да, я гуманист, а что?
Я приоткрыла глаза и узрела тусклые крашеные стены и потолок. Потолок был беленый и скучный. Я вздохнула и шевельнулась – раны полыхнули болью, так, что я едва не взвыла и замерла. Непроизвольно дернула руку и поняла, что запястье охватывает что-то холодное и жгучее. Я покосилась и обнаружила, что, во-первых, лежу на узкой и жесткой койке, а во-вторых, что правая рука наручником прикована к спинке кровати. Ясно, серебро. Чтобы не могла обратиться. Все правильно, все логично. Пришлось мне улечься обратно.
— Очнулась? – осведомился кто-то справа.
— Ага, – машинально отозвалась я, оборачиваясь на голос. Рядом стояла еще одна койка, на которой, закинув руки за голову, лежал высокий, крепкий мужчина. Он меня разглядывал, и я машинально натянула повыше тонкое одеяло. Он усмехнулся, пожевал спичку, которую держал во рту, и констатировал:
— Скромница. Поздно уж стесняться. Чего я там не видел, пока тебя перевязывали.
Должно быть, я покраснела – мужик рассмеялся.
— Не боись, – продолжал он, – не помрешь теперь. Правду говорят, что ты тварь?
— Тварь, – не стала спорить я. – А я где?
Мужик расхохотался пуще прежнего.
Я огляделась – комната оказалась большая, абсолютно безликая. Вдоль стены стояли койки. Было их штук семь, но заняты были только две – собственно, мной и моим нежданным собеседником. Дверь была плотно закрыта.
Тем временем мужик отсмеялся и соизволил дать мне пояснение:
— Ты, – сказал он, – в тюремном лазарете.
— Это хорошо, – сказала я.
А что тут еще скажешь? Конечно, хорошо, раз я пока живая, хотя и напоминаю, наверное, дуршлаг. Через меня скоро можно будет макароны отбрасывать.