Город призраков
Шрифт:
— Кто ты?
— Кое-кто зовет меня Плащевик, хотя и не все. Можешь звать так же.
— Из-за плаща?
В темноте усмехнулись:
— Может быть. Важно не это — вопрос скорее о жизни и смерти. Твоей, Леша, жизни и смерти. Это место скоро кардинально изменится — и не таким, как ты, его спасать. Да и не нужно это.
— Я согласен, — сказал Алексей Каточкин, — согласен!
Стоящий подле машины снова усмехнулся. А потом Босх услышал адрес и день, в который следовало этот адрес навестить. То, что место находится на территории медленно
В руки ему вручили толстый хрустящий лист качественной бумаги, после чего чрево «сааба» раскрылось и впустило в себя человека в плаще. Босх все стоял, сжимая листок в руках.
Тихо работающий двигатель иномарки вдруг взревел на повышенных тонах, фары вспыхнули во всю мощь, высветив улицу вплоть до пересечения с Большой Зеленовской. С визгом шин, в облаке стремительно испаряющейся влаги «сааб» пролетел мимо Алексея и рванул вниз по улице. Из хромированной выхлопной трубы стелился удушливый высокооктановый выхлоп, который наложился на запах пороха, доносящийся с площади.
Босх закашлялся, замахал руками и пребывал в ошеломленно-подавленном состоянии еще долго...
...Стрый поигрывал табельным ножичком. Вещица казалась ему угрожающей и потенциально опасной, как неразорвавшийся фугас, так что носить его с собой не хотелось, но... Плащевик не поймет — чем-то дороги ему эти ножи.
— А я вообще не пойму, о каком Плащевике вы треплетесь, — сказал Рамена с ленцой. После резни у Ангелайи он сильно себя зауважал. — Он что, слуга Ворона?
— Какого еще Ворона? — спросил Николай. — Почему Плащевик должен быть слугой какой-то птицы?
— Не просто птицы, а Птицы тьмы, — назидательно сказал Пономаренко. — Ворон — он всегда с нами. Да вон же он, смотрит на нас! — И уверенно ткнул пальцем в верхний правый угол комнаты, откуда на него пялились красные глаза Священной Птицы.
— Где? — нервно обернулся Кобольд и, вперившись в указанный угол, с облегчением заметил: — Да нет там ничего, пустой, даже паутины нет...
— Ну, там действительно ничего нет, — произнес Николай. — А ты не бредишь случаем, а, брат сектант?
— То, что вы не видите Ворона, — надменно сказал брат Рамена, — лишний раз доказывает, что вы не достойны его увидеть. Может быть, вы и Избранные, но явно Избранные младшего ранга, — помолчав, он добавил: — Вполне возможно, что вам не увидеть Гнездовья.
— Да иди ты со своим Гнездовьем! — начал на повышенных тонах Кобольд. — Психопат!
— Молчать!! — рявкнул Босх. — Кобольд, еще раз пасть свою откроешь — не посмотрю, что Избранный, заткну!!
Бывший драгдилер сверкнул глазами и заткнул пасть. Сам он попал сюда очень прозаическим образом, и никакого Плащевика в глаза не видел.
— А почему он про какого-то ворона речь ведет, а? — сказал он тихо. — Никто никакого ворона в глаза не видел. Я и Плащевика-то не видел. Может, и нет его.
—.Но «сааб»-то ты видел? — спросил Николай.
— Видел... — признал Кобольд, — черный, как уголь, и ездит, словно у него табун под капотом.
С ним, Кобольдом, не церемонились. Он даже не успел залечить боевые раны, полученные в прыжке с пятого этажа (одна рука оказалась сломана, плюс растяжение связок на левой ноге), как напасти продолжились. Два дня спустя, когда он шел с бидоном воды в одну из пустых квартир, которую использовал теперь как дом, его сбил все тот же «сааб», но не убил и даже не покалечил. Речь из нутра машины была краткой и жесткой и напоминала ультиматум.
— Ты, Кобольд, избран, а если не хочешь быть Избранным, то жизненный путь твой закончится здесь, на сыром асфальте.
С малых лет обладающий недюжинной волей к жизни и повышенным чувством самосохранения, Кобольд тут же согласился и получил адрес первой явки, куда и пришел. И вот теперь, сидя в этом каменном склепе, он до сих пор не был полностью уверен, что все происходящее не есть гнусный спектакль, разыгранный для собственного удовольствия всесильным Босхом, который отличался очень своеобразным чувством юмора.
— Ладно, — сказал Босх. — Замолкли. Теперь о деле. Все в сборе?
— Да кто еще-то? — спросил Пиночет. — Я, Стрый, Рамена, Кобольд-паршивец — все.
— Ну, был еще один или даже два... — вставил Стрый. — Плащевик говорил...
— Это тот, который полуволк? — произнес Рамена-нулла. — Ворон говорил... его звали... Мартиков, да?
— Плащевик сказал, что он наш и придет, но он не пришел...
— Полуволки... отродья. Жаль, Стрый, мы своего не замочили.
— Плевать, что полуволк. Кто сказал, что полуволк не может быть избран?
— Чтоб его Исход взял! Значит — переметнулся.
— Переметнулся... куда?
— У меня список, — молвил Босх. — И он вплотную нас касается, потому что нам дали понять, что, не выполнив задания, мы не переживем Исход. И... не попадем туда, — он кивнул в сторону закрытой двери, которая в отличие от выхода, судя по всему, вела куда-то в вечность.
— Ну, я бы не стал зарекаться! — сказал Рамена. — Я знаю — тут есть такие, кто не раз и не два провалил данные им задания. Так ведь? Читай дальше.
Босх смерил сектанта тяжелым, как каток, взглядом, но тот был надежно упакован в заботу своего Ворона, а вернее — просто находился под внушением и свято верил в потустороннюю защиту.
— Задача простая. Тут есть список людей, которые мешают Плащевику, а значит — нам. Их надо убить.
Он выдержал паузу и увидел, как Избранные скучающе кивнули. Стрый изучал потолок, Кобольд — стол, брат Рамена — угол, в котором ему виделся Ворон.
— Тут фамилии, — добавил Босх менее уверенно. Его новые подопечные отреагировали на известие со спокойствием киллеров со стажем. Что ж, в принципе — так даже лучше. Меньше проблем — меньше колебаний.