Город Солнца
Шрифт:
— Я не знал этого, — сказал я.
— Разве это так важно? — Он улыбнулся и пожал плечами.
— Как вы попали в Куско?
— Пришел пешком. Эта женщина, — он кивнул в ту сторону, куда мы направлялись, — велела мне пойти в город, найти священников и изучить то, что они знают.
Мы молча шли мимо tiепdаs, открытых дверей, собак, цыплят и голых играющих детей. Этими несколькими словами Антонио сказал больше о своей жизни, чем за все время нашего знакомства. Я знал, что он обучался у старшего шамана, чтобы самому стать hatun laika. Я присутствовал при смерти El Viejo в простой саманной саsita на опушке соснового леса где-то на аltiplanо. Я хотел знать больше. Он
— Один из священников, отец Диего, путешествуя по аltiplаnо, часто брал с собой историю Христа. Именно с ним я встретил Еl Viejо. Мне тогда было пятнадцать или шестнадцать лет. И я пошел в школу в Куско… — Он замолчал, вспоминая далекие годы. Прошлое так мало влияло на его настоящее, что мне казалось, что он не вспоминал о своей юности уже много лет. — Так вот, — продолжал он, — мне нечем было платить за учебу.
Святые отцы научили меня всему, что требовалось для поступления в университет.
— Как вам удалось не стать католиком?
— Все свободное время я работал по дому, чистил и подметал церкви в Куско. Иногда уходил на несколько месяцев. Священникам я говорил, что должен повидать свою семью, но вместо этого шел к Еl Viejо. Я всегда возвращался, и священники доверяли мне. Я был индейским мальчиком, но я был честным и любознательным. Они присматривали за моим общим образованием и преподавали мне учение Христа. Еl Viejо открыл мне то, что помогло мне осознать свое индейское происхождение и взглянуть на священников как на пересказчиков не ими написанной истории — истории Божественного опыта одного человека.
Он зашагал медленнее. Я так напряженно слушал его рассказ, что на время забыл о своем недомогании. Я всегда воспринимал Антонио как старшего — как воспринимают родителей или учителей.
— Я понял, — сказал он, — что религии — это просто концепции духовности: ценности, стандарты, истины, принципы, передаваемые в виде притч, с использованием поэзии и метафор для иллюстрации их мудрости. Эти притчи рассказывались и пересказывались до тех пор, пока даже преувеличения не приобрели глубокого смысла и метафорическое не стало восприниматься буквально. Но при этом была утеряна суть. Мои друзья-священники были преданными хранителями чужой истории. — Он улыбался, глядя в землю.
— А шаманы сами творят предания и мифы. Вера Еl Viejо основана на его собственном опыте Божественного в Природе. Одна нога шамана пребывает в этом мире, другая — в мире духов. И у священников, и в школе я изучал чужие уроки — У Еl Viejo я изучал собственные.
— Еl Viejo показал мне то, что вы также знаете: сознание, которое творит воспринимаемую нами реальность, является универсальным сознанием, безбрежным судоходным морем. Большинство людей довольствуются жизнью на суше и знакомы с этим морем лишь настолько, насколько оно открывается им у берега. Но его можно познать все полностью, уйти в него, пересечь его, погрузиться, дать ему омыть тебя всего, изведать его глубины. Шаманы научились плавать и ходить по нему, они знают, как в нем ориентироваться и вернуться к родному берегу - И как рассказать о его чудесах своему народу. Мы свернули в узкую улочку с открытой сточной канавой и пошли по неровному тротуару из гладких каменных плит.
В длинной саманной стене, изъеденной временем и стихиями, одна за другой мелькали раскрашенные двери. Антонио остановился и обернулся ко мне.
— Как видите, я всю свою жизнь веду двойную жизнь.
— Одна нога здесь, другая там?
— Как вам угодно. — Он положил руку мне на плечо. — Эту женщину зовут Ла Маскадора де ла Кока. Она тоже живет в двух мирах. Она очень мудра и очень… искусна. Вы с ней встречались. Она сидела рядом с вами той ночью у Еl Viejo. Помните старуху, которая передала вам курительную трубку? — Я кивнул. — Сейчас она, конечно, намного старше, но, думаю, вы ее узнаете. Она не говорит по-испански. La Маsсаdora dе lа Соса, «жующая коку», жила в самом конце улицы, где все двери были раскрашены, в невзрачном побеленном саманном домике с простой деревянной дверью. Мы с Антонио провели у нее ночь, а на рассвете нашли такси, бездельничавшее на краю пригорода и в пять часов утра были уже в Куско, в Гостинице Лос-Маркесес. Мне пришлось стучать дорожным посохом Антонио в двойную деревянную дверь, чтобы разбудить швейцара. Я принял душ, бросил несколько теплых вещей в рюкзак, чтобы дополнить дорожный гардероб, и оставил чемоданы у двери хозяйки с запиской, в которой просил, чтобы их тщательно хранили, и сообщал, что оплачу счета по возвращении.
Поезд в Пуно отправлялся в семь утра. Это то, что нужно. Я устал, как пес, но не позволил себе отдохнуть, пока не записал события последних трех дней и двух ночей. Что-то происходит. Такое чувство, словно все ускорилось, часы тикают быстрее, чем обычно. Поезд Куско-Пуно — самый отвратительный способ передвижения в Перу. Мы, разумеется, едем третьим классом. Пишу в студенческой тетради, купленной в Куско, так как дневник я забыл в Калифорний. В вагоне нет никаких столиков, пишу на колене. Впервые появилась возможность осмыслить то, что произошло и происходит.
Три дня тому назад мы с Антонио возвратились туда, где хранится его tesа, — на холм на краю аltiplanо. Я не догадывался, что у него на уме. Я решился пойти налегке — привязал спальный мешок к рюкзаку, где было только самое необходимое да пара чистых носков.
Мы достигли руин перед закатом, разожгли костер, Антонио приготовил теш и совершил незамысловатый обряд обращения к духам. Итогом нашей работы этой ночью был рассказ о моих приключениях. Я рассказал ему обо всем, что происходило в каньоне Шелли, о Пути Инков, Хуайна Пикчу, джунглях. Он прервал меня лишь однажды, чтобы уточнить, что именно сказал мой попутчик, прежде чем покинул меня в Мачу Пикчу.
Я завершил рассказ поздно ночью, мы оба устали. Антонио подвел итог, на этом наша ночь закончилась. Я Улегся спать под стеной в углу. Я чувствовал удовлетворение, какого мне еще не приходилось испытывать: мой рассказ как будто избавил меня от необходимости Понимать его смысл, от ответственности за его истолкование, за осмысление опыта моих чувств. Когда я засыпал, у меня не было представления о том, как Антонио воспринял все это, я знал только, что он меня слушал и что для него это было важно.
Я проснулся от боли в животе. Чувствовал себя отвратительно. Возвращение в Куско заняло целый день, но мы не доехали, а сделали остановку, чтобы повидать друга Антонио — индианку из племени кьеро (я узнал, что Антонио тоже кьеро), Ла Маскадору де ла Кока, шаманессу, которая живет в обыкновенном домике на окраине Куско, но «существует» также в хижине на заснеженной вершине одной из великих арus.
Это была древняя старуха, с которой я встретился лет десять-двенадцать тому назад, когда умирал Еl Viejo. Она же была старухой из моего времени-сновидения на Хуайна Пикчу. (Подсаживаются новые пассажиры. Проезжаем ухабистый участок дороги — индианка огромных размеров сама перегораживает проход да еще тащит две сумки quiпоа и шестилетнюю девочку с привязанным к спине младенцем — они приближаются — Антонио смотрит на меня, и я чувствую приближение… Меня спасает маленький мальчик в третьем ряду. Он уступает мне место. Антонио улыбается.)