Город сожженных кораблей
Шрифт:
– Да, ты прав, – спокойно сказала Галина. – И мы, конечно, никогда не станем врагами. И наша дочь – это наша жизнь. Только почему ты все время называешь Валерию дочерью Сикорской? Она ведь и твоя родная дочь.
– Наверное, я из тех мужчин, которым нужны разные женщины и только один ребенок. Ребенок от любимой жены.
– Ты уже говорил сегодня не раз о любви ко мне. Больше не стоит. Ситуация не способствует. Тебе изменяет такт. Ты слишком нервничаешь. Да, конечно, Элиза вернется. Господи, пусть она сейчас окажется дома. Все остальное я вынесу.
Глава 14
За Артемом
– Артем, – сказал он. – У нас выяснились дополнительные обстоятельства. Конечно, ничего окончательного. Поэтому прошу сосредоточиться. Я буду задавать не слишком упорядоченные и, возможно, пока не очень понятные вопросы. Отвечать нужно честно, подробно и по возможности делиться любой ассоциативной или иной информацией, связанной с тем, о чем я буду спрашивать.
– Почему такое вступление?
– Объясню. Нам пока не удалось выйти ни на одного другого подозреваемого, кроме тебя. Прямые улики, понимаешь, от этого не уйдешь. Я надеюсь что-то узнать с твоей помощью. На данном этапе я, разумеется, подозреваю в убийстве тебя, но слишком много прямых улик тоже внушают мне подозрения. Твои родители думают по поводу адвоката?
– Да… Мама мне сказала только что, что папа ищет.
– Могу посоветовать бюджетный, так сказать, вариант.
– Спасибо. Не надо. Они вроде решили продать этот чертов рояль. Он дорогой.
– Понятно. Мое дело предложить. Молодая женщина, в начале карьеры. Заинтересована в сложном, резонансном деле. Я работал с ней на одном процессе. Впечатляет. Выиграла.
– Скажу маме. Че-то как-то совсем хреново, что ли?
– Давай разбираться. Что ж тут может быть не хренового, если ты был под кайфом и ничего не помнишь. То ли видел, то ли снилось? А сам в крови.
– Я вспомнил, где был. У Сеньки Иванова. Шел пешком. Очень долго.
– Где он живет?
– Недалеко. Следующая станция метро. Я просто сначала не в ту сторону пошел, закрутился… Плохо соображал.
– Кто там еще был?
– Не успел вспомнить.
– Вспомни и напиши. И адрес точный этого Сеньки.
– Получится, что я вроде на всех настучу?
– Ну, если вы все вместе задумали и осуществили убийство, ты просто обязан пойти навстречу следствию и признаться.
– Ерунду какую-то говорите. Никто ничего не задумывал.
Он взял листок и стал писать. Потом протянул Сергею.
– Это все, кто там был?
– Это те, кого я знаю.
– Там были и незнакомые тебе люди?
– У Сени бывает кто угодно. Открытый дом. Один живет.
– А теперь соберись, как я просил. Посмотри на это фото. Ты знаешь эту девушку?
– Нет.
– Посмотри другие ее фотки. Может, все-таки знаешь?
– Да нет, точно не знаю.
– А вот здесь, посмотри, она стоит практически спиной, никого не напоминает?
Артем смотрел долго и напряженно на снимок: девушка в пуховике с капюшоном стояла спиной к фотографу, лишь кокетливо повернув в его сторону голову. Лицо было практически закрыто капюшоном.
– Немножко… На Элизу смахивает, да?
– Тебе виднее.
– Да, похожа. А кто это?
– Ты никогда не слышал, что у Элизы Никитиной есть младшая
– Да что-то как будто говорили. Мне просто это ни к чему было. Про Элизу все время что-то говорили. А в чем дело?
– Сейчас, извини, опять покажу тебе фото, с которым мы к тебе и пришли в тот день. Когда было предположение, что убита Элиза Никитина. Ты же по фото это практически сказал. Тебе даже плохо стало. Помнишь?
– Да.
– Вот теперь представь себе, что у этой, мертвой девушки лицо той, которую я тебе только что показал. Просто на ней платье и пальто Элизы. Представил?
– Да…
– Ты под дозой мог бы перепутать?
– Не знаю. Мог бы.
– Так ты, скорее всего, и перепутал. В любом случае: убил или просто увидел в ту ночь уже убитой.
У Артема уже все было выжжено внутри. Глаза горели от не пролившихся, а сразу сгоревших слез. Его затянуло в трясину по макушку. И он помнил сейчас только, как часто проклинал Элизу. Как хотел ее убить или увидеть несчастной. Из-за этого он и стал что-то нюхать, глотать, пить… Он это глушил. Ему было страшно. Он же ее любил. Но эта горькая и бессмысленная обида, всякий раз, когда они встречались… Он для нее был – пустое место, муляж из магазина. И с этим ничего нельзя было поделать. Он поэтому так рано стал встречаться с женщинами; хотел проверить, все ли с ним в порядке. Другие женщины считали, что все в порядке. Он многим нравился. А она его не видела! Не видела даже, когда смотрела прямо на него. Когда с ним разговаривала. Да, он ее возненавидел, потому что не мог разлюбить. И он мог, увидев тогда девушку, одетую, как она, ударить ее этой палкой? Так сильно ударить, убить? Он мог, если ничего не соображал! Наверное. Ну, если только его следы…
– Вы меня сейчас отправите в тюрьму?
– Нет, хотя объясняться с начальством придется. Ты остаешься под подпиской. Дело в том, что прямые улики слишком рядом и близко. Так не поступают убийцы. И ты был в слишком плохом состоянии, чтобы так размозжить череп. Главное, я не вижу мотива. Не исключено, что увижу. На то и следствие. Без моего разрешения – из дома никуда. Поставим наружку. Но и на помощь надеемся. Если грубая подстава, ты должен что-то сообразить. Ты кому-то мешал?
– Другая проблема. Я никому не нужен.
…Артем вошел в квартиру, Ирина ахнула, встречая его в прихожей. У него были черные тени под глазами, заострился нос, впали щеки. Это беда!
– Скажи сразу: что?
– Никаких подозреваемых, кроме меня, нет. Это не Элиза, это может быть ее сестра в ее пальто, а я перепутал. Они сзади похожи.
– Не поняла: какая сестра?
– Да есть у нее или была сестра, незаконная. Кто-то мне говорил, я не помню, что у ее отца есть еще дочь. Ее даже вместе видели с Элизой. Следак сказал, чтобы я вспомнил, кто сказал, где видели. Я ничего этого не буду. Без толку. Я хотел убить Элизу, я ее ненавидел, ничего не соображал. Но я видел кого-то в этом пальто, потому что она мне снилась в нем. И где Элиза вообще? Мне кажется, они и ее найдут убитой. И это тоже как-то повесят на меня. Не надо, мама, продавать рояль. Не надо никакого адвоката. Хотя Кольцов кого-то дешевого предложил. Может, чтобы вернее посадить… У них же есть свои, подставные. Короче, из этого выкарабкаться нельзя, понимаешь, мама?