Город спит, просыпается магия
Шрифт:
– Да, конечно. Я посмотрела без спросу, ничего?
– Смотрите, пожалуйста! Рисунки для того, чтобы смотреть. И как вам?
– Волшебно, – улыбнулась Алла.
Глаза мальчишки засияли.
– Я вас нарисую, можно?
– Буду рада! Олин портрет мне очень понравился.
Сказала она это, конечно, не только ради одобрения, а с намёком на разговор, но художник намёк не понял, поблагодарил и собрался уходить. Алла задержала вопросом:
– Кстати, как ты это сделал?
– Что?
– Портрет.
– Нет. Мне на прошлой неделе так… увиделось: «Портрет Оли». Я ещё думал, что за Оля такая? А сегодня смотрю, а она вот. Даже угадал, как зовут.
– Волшебство, – подытожила Алла с улыбкой.
– Ага, – кивнул как ни в чём не бывало.
Ощущение чудесного не покидало Аллу до самого вечера, пока не села за проверку тетрадей.
– Поз-драв-ля-ем! Поз-драв-ля-ем!
Оленька сияла. Класс шуршал обёртками Choco Pie, девочки подбегали, дарили безделушки, получали приглашения. Из мальчиков первым подошёл Тихон.
– Это тебе.
На парту лег «Портрет Оли».
– Ты… Издеваешься?! – в голосе именинницы зазвенели слёзы. – Я… Я так просила, желание загадывала, а мне… Телефон подарили! А ты… Дразнишь, да?
Слёзы отразились и в глазах Тихона, он закрыл их.
Алла поспешила подойти, положила руку на вздрагивающее плечо мальчика, не стала останавливать прорывающуюся к выходу девочку.
Всем нужно время.
Покинуть класс Оле не удалось, в дверях столкнулась с опоздавшим Эдиком.
– Ты куда?
– Пусти!
– Плачешь от счастья? Рановато. На вот! Теперь можешь рыдать.
Эдик достал из-за полы пиджака пушистый комочек, точь-в-точь как на рисунке, и передал в руки подруге. Щенок тут же принялся слизывать слёзы с мокрых щек девочки. Оля зажмурилась, её счастливое «о-ой!» подхватили в классе.
– Волшебство?! – не сдерживая восторга, Алла Львовна уже двумя руками встряхивала плечи Тихона. Тот наскоро вытер слёзы и подмигнул.
– Друзья! Нам сегодня радостно и немного грустно. Радостно, потому что наш Тихон получил приглашение в Центр искусств для одарённых детей, а грустно… потому что покидает наш класс.
– Мне тоже грустно, только всех по именам запомнил и…
«У-у-у!» – загудели в классе.
Прощались тепло, желали удачи, записывали номер телефона.
Оля шепнула:
– Извини, что тогда накричала.
– Пока, Поттер! – Эдик пожал руку.
Под журналом Алла нашла большой конверт:
«Алле Львовне. Открыть через год. Только чесно!»
«Эх, волшебник, – усмехнулась Алла. – «Т» потерял». Руки чесались распечатать, но уговор есть уговор.
Обычно он не отвечал на незнакомые номера. Реклама напрягала, ему тяжело
Цифры номера на экране смартфона вдруг выстроились ступенями. Понурая единица выпала из общего строя, тут же стала карабкаться по этой лестнице наверх. Он слушал рингтон Nokia и наблюдал: вальсовая мажорность диссонировала с трудным подъёмом. Нестерпимо захотелось прекратить «единичные» мучения.
– Слушаю.
– Тихон, ты?
– Да… А кто спрашивает?
– Эдуард. Эдик. Помнишь такого?
– Эм-м…
– Восьмой «б».
– Ты называл меня Гарри.
Эдик рассмеялся, Тихон улыбнулся.
– Вспомнил, значит? Ты рисовать не бросил?
– Нет, конечно, вот выставку готовлю.
– Ну круто, чё! Можешь на заказ портрет нарисовать?
«Уж лучше б реклама», – вздохнул про себя. Но такие предложения поступали часто, и Тихон на автомате выдал заготовленное:
– Извини, я на заказ не пишу.
– Да я ж не бесплатно. Заплачу, сколько скажешь.
– Прости, но…
– Это не только для меня. Это для Оли. Свадебный подарок.
Единица раскачивалась на последней ступени, рискуя упасть в бездну.
Тихону показалось, что он вполне успешно изобразил радость, пусть притворную, но вполне естественно, и даже более-менее внятно поздравил будущих новобрачных, но тут Эдик нетерпеливо буркнул:
– Ну?! Ты там? Ответь уже что-нибудь!
– Хорошо, давай встретимся, обсудим.
Он не выделывался, не набивал цену. Он знал, что не получится. И не получалось.
Выходило похоже, разумеется. Ещё б оно не вышло по фотографии! Делов-то!
Что за мода – фотосессия за месяц до свадьбы? Мало ли, что ещё произойдёт.
Хотя зачем он вообще про это думает?
Да потому что жених сияет во все тридцать два, а невеста… Улыбается, конечно, но глаза…
А глаза и велено перерисовать.
Это что ж получается, Эдик дразнил, смеялся, а сам ещё тогда смекнул? И объяснять не пришлось, что мечты мечтами, а чтобы сбывались – это уже искусство. Или волшебство, как он в детстве думал. А может, и то, и другое.
Да только не идёт оно. Гиперреализм и всё тут. Вплоть до пор на коже. Каждый волосок, ресничка, все переливы оттенков в хрусталике… По итогу тот же диджитал, только маслом. Ловкость рук и никаких чудес.
Высветился входящий от «Единицы».
– Привет, Гудвин!
– Привет, почему Гудвин?
Карандашом черкнул крест на листе бумаги.
– Ну, для Гарри ты староват, не находишь? Как там волшебство?
– Работаю.
Штриховкой передал объём крестовины.
– Всё ещё?! Слушай, свадьба на носу! Ты мне нервы делаешь. Мне Ольгиных закидонов хватает. Договорились же!