Город тысячи богов
Шрифт:
– Ну да, ну да… Длинная Тень, Окровавленный Клык, Северный Ветер… Молодые были, глупые. Хотелось, чтобы все как у них, у настоящих, раскраска, перья, имена. Я ведь только в тюрьме понял, что нет никаких настоящих, нет никакого у них, и у нас. Есть Голод, дружище, понимаешь? Извечный, единственный Голод. И он одинаково терзает индейца племени сиу, и рус…
– Мне не интересно, - перебил Гор. – Честно говоря, мне вообще неприятно с вами общаться.
Культист подался вперед, навалился на стол, и тот заскрипел, невероятным усилием удерживая вес груды развитых мышц и тяжелых костей.
– Ну так пересядь? А?
– Не могу.
– А ты парень прямой, да?! – уже без тени улыбки спросил культист. – Резкий такой, уу-ух! Аж оторопь берет!
Он поглощал ответное молчание долго, как человек, знающий ему цену, привыкший к нему за долгие годы одиночного заключения. Пил без эмоций, как безвкусное, но необходимое лекарство, а напившись, откинулся в кресле, удовлетворенно потирая костяшки в синих наколках.
– Боград не любит прямых и резких, дружище. Ты, наверное, слышал, что это место Силы, место, где сокрыта великая мощь. Вот только тут, у вас, никогда не говорят, что сила эта скрытная, ползучая. Сила ядовитой змеи, перед которой пасует даже царственный лев. Москва и Пекин, Вашингтон и Париж – каждый из них больше и сильнее Бограда, но все они терпят его, потому что знают, - если дойдет до настоящей драки, подохнут оба. В лучшем случае – победителя добьют остальные крупные звери. Поэтому никто не хочет быть первым, парень. Поэтому все терпят змею в своих охотничьих угодьях, и делают вид, что это их выбор. На деле же у них просто нет выбора.
Гор мотнул головой, принимая игру.
– А если не так?! Если придет не лев, не медведь, не китайский дракон, а человек с мешком и палкой? Прижмет змеиную башку к земле, сцедит яд, съест мясо, а шкуру пустит на ремень. Ну, или на кошелек для своей скво. Что тогда, индеец?
Культист навел на Гора дуло указательного пальца.
– Ты этот человек с палкой?
– Почему нет? Кто-то ведь должен привести ваш городишко в чувство?
Раскатистый смех горной лавиной прокатился по вагону. Рыжая девица оторвалась от планшета, с недоумением поглядела на странно веселого пассажира. Пожилой китаец вновь принялся нервно перебирать застежки рюкзаков. Культист захлебнулся смехом, закашлялся, ожесточенно стуча себя по груди пудовым кулаком.
– Ты, двуногий, трехмерный, живущий чуть дольше мотылька, будешь учить Город-тысячи-богов, как жить правильно? – утирая слезы, недоверчиво переспросил он.
– Вот именно – тысячи. Боград наплодил богов и сущностей сверх всякой меры.
– Странный ты, парень. Говоришь, как христанутый паладин, хотя явно не из этих. Выглядишь, как индеец, но не разделяешь мою веру. Добровольно едешь в место, в котором такие как ты не живут дольше двух дней. И, самое странное, я в чем-то даже согласен с тобой. Богов действительно многовато. Правда, в главном ты неправ. Сущность всего одна, и такая шизофрения для нее – норма.
– Если у Вселенной шизофрения, кто-то должен назначить ей лечение, так? – упрямо гнул свое Гор.
Культист покачал головой, вновь широко растягивая свою жутенькую улыбку.
– Знаешь, дружище, у тебя ведь тоже нет выбора. Либо ты перестанешь быть прямым и резким, либо город сожрет тебя. Может быть даже моими зубами. Внешний мир зовет богов Запрещенными, легализуя только самых удобных, как Россия со своим Христом, но в Бограде нет ничего запрещенного.
Внешне Гор не подал виду, но внутренности его
– Я ведь в самом деле сожру тебя, парень, - в унисон его мыслям, доверительно сообщил культист. – Как только мы прибудем в Боград, начинай обратный отсчет.
Гор усмехнулся самой гадкой из своих улыбок и демонстративно растянулся на сиденьях, подложив под голову рюкзак. Лежа заметил под столом полку с пледами, вынул один и накрылся с головой. Запоздало подумал, что очень уж это похоже на детскую попытку спрятаться от кошмара, но решил, что мнение культиста волнует его не так уж и сильно. Очень подмывало, но он все же не стал разочаровывать его правдой о том, что поехал в Боград только для того, чтобы сбежать из дома. Всего лишь разведка, говорил он себе так долго, что уже и сам почти поверил в это.
Спать Гор не собирался – заснешь тут, когда напротив сидит здоровенный бугай, угрожающий убить тебя, не далее, как завтра утром. Но под пледом оказалось тепло и мягко, а вымотанные ссорой с матерью нервы требовали отдохновения. Гор не заметил, как задремал, а уже оттуда соскользнул на самый нижний, самый темный уровень сна.
***
Под утро, перед рассветом, отчаянно скрипя и лязгая сочленениями как дореволюционный паровоз, «Сапсан» остановился. Кондиционер работал в режиме холодильника, гоняя по вагону пахнущий озоном воздух. Натянув на нос колючий шерстяной плед, Гор спал, но при этом, вроде бы и нет. В странной полудреме он видел капли конденсата, с улиточной медлительностью ползущие по толстым стеклам, и дымное марево за ними, в котором прятались бетонные стены, увешанные коммуникациями, как елка новогодними гирляндами. Видел притихший салон, погруженный в утреннюю дремоту, и лежащий на столе телефон, показывающий ноль-два ноль-ноль. Ядовитым курсором мигал индикатор пути над дверью, застрявший между отметками Абакан и Иркутск. Красная точка Бограда светилась ровно посередине, и до нее не хватало каких-то пары миллиметров.
За два часа домчать до Абакана – мыслимое ли дело? Но в состоянии бодрствующей дремы Гора это ни капельки не удивляло. Как и тоннель на рельсах, в месте, где никаких тоннелей быть не должно. Он даже не был уверен, что это ему не снится. Кто-то включил дымовую машину, медленно погружая салон в удушливое облако, похожее на пары вейперской трубки. Оно поглотило пол, жадно слизнуло ноги старика китайца, белой кошкой вскочило ему на колени. Там покачалось, устраиваясь, и, видно не найдя удобного места, потекло дальше. Старик исчез, стертый белым дымом.
Стало нечем дышать. В пелене, сквозь закрытые веки, Гор разглядел силуэт, что склонился над китайцем. Тонкие паучьи конечности замелькали, ощупывая неподвижное тело, и Гору казалось, что он видит липкие нити паутины, сплетаемой в тугой кокон, где сбрызнутая желудочным соком начнет перевариваться живая пища
все еще живая все еще чувствующая способная выразить всю боль и отчаяние только глазами одними лишь глазами выкричаться и чтобы лишить его и этого глаза можно выпить выпить прямо сейчас