Город тысячи богов
Шрифт:
Когда она сгорит или ее нагонит тролль, я найду новую. Не будет новой – землю подожгу. Сам побегу впереди живым факелом, если надо. Учитель предусмотрел все, кроме своей смерти, я верил в это, и гнал тролля в портал, напоминающий багровую рану на теле ночи. Дух захватывало от собственного безрассудства, но, в конце концов, что мне было терять? Если мои расчеты не верны, я хотя бы узнаю, куда ведут эти таинственные врата!
ольга ты слышишь меня ольга
Я потянулся к ней всеми силами, но Ольга молчала. Оставалось только надеяться, что отвечать ей попросту некогда. Координаты, что передал Кротов, транслировались в никуда. Сейчас мои мысли мог прочесть
самое важное прикройте тролля
ольга прикройте тролля
прикройте тролля это важно
услышь меня
услышь
ХХ
Не будь матери, Гора смяли бы в первые секунды боя. Он досадовал на себя из-за этого, но признавал полностью. Сказывалось отсутствие опыта. Оказалось, что победить такого хитрого, изворотливого и многочисленного противника одной грубой силой нечего и думать. Гор выкашивал низшие магические формы сотнями, но омы, спаянные в единый кулак, пока обходились без серьезных потерь. Лишь однажды по их рядам прокатилась смерть – Гор сумел создать вакуумный купол, и два десятка омов, не сумев пробить его стены, погибли страшной смертью. После этого противник стал еще осторожнее, изобретательнее и злее.
Атаки сыпались на Гора каждый миг, мелкие, как горох, заставляющие охранные заклятия вспыхивать изумрудными сполохами, и большие, после которых приходилось спешно латать прорехи и заклеивать трещины. Боград не давал ему поднять головы, и давил, давил, в надежде взять измором, обескровить Печать, заставить растратить силы попусту.
Мать стала его глазами и ушами. Его радаром. Гор улавливал отголоски ее боли, страданий по несбывшейся мечте, но куда сильнее звучала материнская ярость, желание защитить взрослого, но все еще маленького сына. Гор не понимал этой перемены, но был ей искренне рад. Ольга не зря считалась одним из лучших омов Бограда, и два десятилетия вынужденной магической аскезы дела не изменили.
Мать кричала «Под землю!», и Гор касался ладонью земли, иссушая ее до состояния камня, и недра ревели голосом Седого Незрячего, зажатого собственным тоннелем. Мать кричал «В небо!», и Гор отверзал небесные хляби, полосуя молниями гарпий и нетопырей. Изуродованные тела сыпались на поле боя, ломая прожженные крылья, калеча тех, кто не успел отскочить. Мать кричала «Раскройся!», и Гор послушно снимал щиты, и бил, что есть мочи, как в уличной драке, где нет места правилам и ограничениям. На телах людей вздувались волдыри и язвы. Вирусы проживали полный цикл в считанные минуты, убивая одного носителя, и тут же перекидываясь на следующего. Вурдалаки и вервольфы сходили с ума, набрасываясь на тех, кто стоял рядом. Атакующие фигуры вспыхивали неземным фиолетовым пламенем, пожирающим плоть и кости.
Промерзлая степь согрелась от крови, пьяно зачавкала, потекла. Боград наползал, безучастно топчась по обгорелым трупам. Ноги, копыта, лапы и клешни растирали мертвецов в кровавую кашу, вминали в грязь. Ноздри Гора разъедали запахи крови, дерьма, и обугленной плоти. Вонь мокрой шерсти перебивала только вонь шерсти паленой.
В этот раз Гор не отстранился, не рухнул в черноту забвения. Он дрался сам, не рассчитывая на автопилот. Осирис в нем забился глубоко-глубоко, и оттуда с ужасом наблюдал за бойней. Всякий раз, когда Гору удавалось контратаковать, передние ряды
Секунда, и голова грозной пышногрудой Иштар взрывалась от внутричерепного давления. Секунда, и широкоплечий великан Камаштли визжит как заяц и пытается выковырять сварившиеся глаза. Секунда, и Велес, заросший бурой медвежьей шерстью падает мордой вперед, так и не поняв, отчего вдруг остановилось огромное сердце. Но их все еще оставалось слишком много. Город Тысячи Богов щерился бритвенно-острыми зубами, полностью оправдывая свое прозвище.
Обойдя защитную сеть, что-то холодное, липкое скользнуло внутрь Гора. Навалилась усталость, тяжелая, как мраморная плита древнего склепа. Мать ревностно полыхнула глазами, вцепилась Гору в запястье, и вновь провернула трюк с обратной петлей. Высящаяся над атакующей волной двухметровая фигура, закутанная в черную хламиду с капюшоном, без крика оплыла сгоревшей свечой. Вместе с некромантом рухнули и поднятые им мертвецы. Вот только усталость никуда не делась.
– Что он сделал со мной?!
– перекрикивая гвалт и рев, спросил Гор. – Я руки поднять не могу!
В горле запершило, Гор закашлял, чувствуя на языке солоноватый привкус крови. Губы онемели, раздраженные глаза чесались. Он вдруг понял, что не может не только поднять руки, но и двинуться с места. Даже разум шевелился с трудом, все медленнее латая пробоины в обороне.
– Ничего! Он ничего не сделал! Не успел! – глазами матери на него смотрела обеспокоенная Исида, и Гор, с сожалением, понял причину перемен в ее поведении.
– Это все Луч. Он выматывает тебя, убивает. Ты могучий, очень могучий, но ты всего лишь человек, а сила Луча безгранична. Даже ты не сможешь пропускать ее сквозь себя вечно, и они это знают…
Гор промолчал, хотя сказать хотелось многое. Проворно скинув защиту, он обрушил перед собой столб чистой энергии. От неожиданности ли, от всеобщей усталости ли, но атака удалась. Ряд богов, омов и мелкой нечисти, просто сровняло с землей, разметало ошметками мяса, вперемешку с обломками костей. Голодная степь лишь довольно чавкнула, требуя добавки. Гор пошатнулся, слепо нащупал плечо матери и стиснул до хруста в пальцах. Блуждающим взором обвел смыкающиеся берега несметной армии Бограда.
– Капля в море… - прохрипел он. – Надо было бежать… Влад был прав…
Мать вздрогнула, услышав имя, и обеспокоенное лицо ее просияло.
– Егор, соберись! Нам надо идти!
Стальная жесткость материнского голоса, так хорошо знакомая с детства, мгновенно привела Гора в чувство. Спина распрямилась, точно он сбросил тяжелый мешок, ноги и руки налились силой, надеждой загорелись, потухшие было, глаза.
– Это Влад. Влад зовет нас. Нам надо прорываться, Егорка! Всего двадцать километров, может чуть больше…
– Сколько?!
Гор недоверчиво скривился. Ненадолго сняв щиты, он взметнул руки, стеной поднимая ярко оранжевый огонь. Заклятье будет длиться несколько секунд, и вряд ли кого-то убьет, но зато задержит, отвлечет, пусть и ненадолго.
– Двадцать километров?!
Фраза «я не смогу» застряла в глотке, замороженная ледяным взглядом матери. Ты все сможешь, без слов утверждала она. Ты пойдешь, поползешь, или я потащу тебя туда за волосы, но ты преодолеешь эти проклятые двадцать километров!