Город убийц
Шрифт:
— Реально загреметь на коррекционку за несданную сессию?
— Еще бы! Основная причина.
— А тот парень, что любим Кастальским и ничего никогда не нарушал, он за что?
— «E5». Махдийский террорист. Хасаном зовут. Трупов на нем, конечно, поменьше, чем на вас, господин Вальдо, но много больше, чем на мне. В ПЦ два с половиной года оттрубил, и ему было сказано, что если он немедленно возвращается на родину, от него больше ничего не требуется, реабилитация — это для граждан Кратоса. На что он ответил, что у него сменились
— Зря, — сказал я. — Здесь его все равно не простят, а на Махди сочтут предателем.
— Не думаю. Железный парень. Башкой стену прошибет.
— Как я посмотрю, группа у вас выдающаяся, — заметил я. — Ниже пятерки нет?
— Есть «D4». Ограбление с убийством. Два трупа. Максимом зовут. Ювелирку пытался взять. Но полиция приехала раньше, чем он ожидал. Так что убийство полицейского, что само по себе тянет на «D4». И еще одного посетителя задел, а тот не выжил.
— Дурак! — сказал я. — Герой хренов! Наверное, и взял-то на два цента.
— Это точно! Да мы все не умнее были. Между прочим, группа действительно очень хорошая. Самурайская такая. Все считали себя воинами, считали, что сражаются на некой войне. Не всегда по убеждению, иногда за деньги. Но все равно на войне, даже если наемником. Здесь есть гораздо хуже. Ну, может быть не хуже, но отвратительнее: расчлененка, сексуальное насилие, извращения всякие. А у нас нормальные ребята.
— После ПЦ все нормальные.
— Не скажите. Я бы не хотел быть в одной группе с каким-нибудь идиотом, который убил и расчленил свою жену и ребенка, даже если его самого сейчас от этого трясет.
— А со мной вы бы хотели быть в одной группе?
— С вами да. Вы же воин, господин Вальдо.
— А четвертый у вас кто?
— Четвертого нет. Был парень, из Озерного к нам ездил. Бывший бандит. Но у него кончился курс, так что Кастальский сказал: «До свидания» и пожелал удачи. У него, кстати, бизнес в Озерном. К себе зовет, как только учиться закончу.
— Понятно, — сказал я. — Что-то мне подсказывает, что это место для меня.
— Да вряд ли, мы ведь все здесь уже давно, а вы — первый день. Новеньких обычно загоняют в группы к новеньким.
— Ну, может быть.
Стемнело совсем. Небо стало черным, так что кроны сосен почти слились с ним, зато снег в свете фонарей казался еще ярче. Сеть утверждала, что уже половина седьмого.
— Отсюда до учебного корпуса долго идти? — спросил я.
— Минут десять.
— Ну, ладно, потихоньку прогуляюсь. Не люблю опаздывать. У меня в семь беседа с Кастальским.
— Предварительная?
— Составление плана реабилитации.
— Понятно. Это и есть предварительная. Вы план будете месяц составлять. Сегодня так, первые наброски.
Я поднялся со скамейки и протянул ему руку.
— Думаю, еще встретимся не раз, — сказал я. — Вы заходите ко мне. Западный квартал, дом десять.
— Я тоже в западном. Дом девятнадцать.
— Хорошо. Не забуду.
У входа в учебный корпус разговаривают несколько молодых людей. Реабилитанты, конечно. Мне пришло в голову, что у каждого из них за плечами минимум одно убийство при отягчающих обстоятельствах. А это значит либо под кайфом, либо на сексуальной почве, либо из корысти. Или больше, чем одно. А я прогуливаюсь здесь по темным дорожкам, и у меня нет оружия. Я конечно не позволил себе совсем потерять форму за последние двенадцать лет, но рукопашный бой никогда не был моей сильной стороной. С одним справлюсь, даже подготовленным, с двумя — может быть, с тремя — уже проблематично.
Чтобы кого-нибудь убить, мне нужна повстанческая армия, хотя бы отряд, минимум — лазерный пистолет. С другой стороны, с чего им против меня объединяться? Зато я, кажется, не утратил способность объединять.
Похоже, один фанат у меня уже появился.
Отвык я от этого. В последний раз люди шли за мной, когда я собирал ополчение для защиты Кратоса. Потом уединенная жизнь в Лагранже. Потом еще более уединенная в ссылке в Чистом. Я начал забывать кайф говорить «мои люди» и видеть восторженные глаза тех, кто готов за меня умереть.
Что сейчас осталось от моей хваленой харизмы? Сколько ее мне оставили? Смогу ли я повести за собой хотя бы местных убийц? Смогу я их хотя бы остановить?
Ройтман был совершенно спокоен относительно моей безопасности, когда отправлял сюда. С Евгением Львовичем понятно: он свято верит в эффективность психокоррекции. Ну, да, все прошли курс. Всем снижали агрессивность и стирали нежелательные нейронные связи. Но почему-то я не чувствую себя спокойнее, чем на сопках Чистого, с их аборигенной фауной.
Реабилитанты в упор смотрели на меня. Ну, конечно! Слухом же земля полнится. Знаменитый Анри Вальдо теперь один из них. Интересно, сколько трупов у них на всех?
Глава 9
— Привет ребята! — бросил я реабилитантам. — К Кастальскому сюда?
Они закивали.
— Спасибо, — сказал я.
Не торопясь, прошел мимо, поднялся на второй этаж и связался по кольцу с Кастальским.
— Дмитрий, я на месте.
Он открыл дверь кабинета.
— Заходите, Анри.
Кастальский указал мне на место за столом, напротив экрана. И сел рядом. Не напротив, а рядом. Как адвокат. Психологи вообще не очень любят положение напротив. Евгений Львович тоже предпочитал сесть рядом, особенно если хотел вызвать меня на разговор «по душам». Значит, предполагается разговор по душам.
— Анри, мы начнем с не очень приятных вещей, — сказал Кастальский. — Зато быстро с ними покончим. Мы поговорим о вашей вине.