Город убийц

Точильникова Наталья Львовна

— Все правильно? — спросил Кастальский.

— В общем, да.

— Истфак университета Кратоса пишем?

— Да.

— А юридический? Если вы намерены и дальше заниматься сочинением законопроектов, не стоит полагаться только на помощь Камиллы де Вилетт и Станислава Руткевича, лучше самому быть компитентным.

— Согласен. Пишем.

— Анри, вы меня радуете. Кстати, я всегда к вашим услугам, если что-то надо будет выложить на Народное Собрание.

— Спасибо.

— Так, у нас половина одиннадцатого. Анри, все очень хорошо. Я доволен нашей беседой. Домашнее задание. Я вам сейчас кидаю наш файл с наброском плана. К долговременным целям вы должны

добавить не менее десяти. И не менее десяти к ближайшим планам. Потом будем дорабатывать. Я понял, в какую группу вас определить. У меня есть группа новичков, но там ребята молодые, вам будет не интересно. К тому же группа более слабая, они вам не конкуренты, это будет избиение младенцев. Есть группа посильнее и постарше. Правда, там ребята не меньше года в РЦ. Но у вас тоже было два года свободы после психокоррекции и год ссылки. Так что как раз то, что надо. И относительно наших правил и обычаев они вас проконсультируют. Причем, надеюсь, не так односторонне, как Миша. Кстати, я рад, что вы уже познакомились. Вы в одной группе.

— Вы знаете?

— Анри, здесь на каждом шагу видеокамеры и регистраторы, которые фиксируют сигналы с браслетов. Я в каждый момент времени знаю ваше расположение с точностью до десяти сантиметров.

— Хуже, чем в ПЦ, — заметил я.

— Не хуже. Но психологам нужно знать все о поведении реабилитантов, увы. Потерпите. Просто забудьте об этом. Если никаких дурных намерений у вас нет, видеокамеры и регистраторы не играют никакой роли. Все равно, что их нет. Кстати, о браслетах… хотя, ладно. Не все сразу. Мы и так много сделали. Первое занятие у нас в пятницу. Тоже в семь. Здесь же. Я вас жду.

С вылазками в Озерное дела обстояли не так просто. Еще на первой встрече с моими одногруппниками я заметил, что ни у кого нет браслетов. После занятий поинтересовался у Мишеля, в чем дело.

— У всех импланты, — сказал он.

Я посмотрел вопросительно.

— Ну, делают тебе укол в плечо, вводят эту штуку, — сказал он, — работает как браслет. Браслеты снимают.

В тот же вечер я попросил объяснений у Кастальского.

— Да, да, — сказал он, — я давно собираюсь вам рассказать. Пойдемте, поужинаем.

Половина десятого вечера, в столовой почти никого нет. За окном горят круглые фонари. Мы взяли чай, сыр и яблочный пирог.

— Браслеты можно снять, — сказал Кастальский. — Более того, браслеты нужно снять. Наша задача вернуть вас в общество, а это значит, что демонстрирование всем некоторых особенностей вашего прошлого будет вредить делу. Браслеты плохи тем, что видны. Можно конечно носить рубашки с длинными рукавами, но не очень удобно. Тем более, что почти лето. Перед Психологическим Центром и в Центре вас воспитывали, и потому такое клеймо было полезно. Сейчас у нас другая задача. Я в Озерное в браслетах не выпускаю. Вас запомнят, город маленький. Что это за браслеты здесь каждая собака знает, так что это лишнее. Ставим имплант — через три дня летите в Озерное.

— Почему через три дня?

— Два дня имплант приживается. Поболит немного. Потом мы его тестируем, и можно ехать.

— Словосочетание «немного больно» у меня четко ассоциируется с действием кондактина, — заметил я.

— Действительно немного, — успокоил Дмитрий. — Если бы было как от кодактина вам бы уже десять раз успели описать это самыми черными красками. Было такое?

— Нет.

— Значит, все в порядке.

— На сколько его ставят? До конца курса реабилитации?

— Навсегда.

— Понятно. Его вообще можно удалить?

— Можно.

Но это сложная операция. Надо удалять нановолокна. Он же врастает под кожу. Под наркозом можно вырезать, насколько я понимаю. Но, честно говоря, мне неизвестно о таких операциях. Анри, у вас шестой уровень контроля. И будет он всегда, и при посткоррекционном наблюдении тоже, до конца жизни, даже императорское помилование контроля не отменяет. Ну, будете до конца жизни с браслетами ходить?

— Не хотелось бы, — вздохнул я.

— Тогда давайте поставим. Можно хоть завтра зайти на коррекционное отделение. Операция две минуты.

— Я посоветуюсь с адвокатом.

— Хорошо.

Камилла прилетела через два дня. У нее были какие-то дела на Кратосе.

Тепло, градусов двадцать, солнце, и я повел ее гулять по острову.

У подножий сосен крокусы: крупные, фиолетовые с желтой серединкой, вдоль тропы первая трава, и на кустах подлеска мелкие листочки цвета тессианского лайма.

— Похоже, тебе здесь нравится, — заметила Камилла.

— Клетка просторная, — сказал я. — И даже довольно приятная на вид. Этакий вольер для медведя, построенный с учетом замечаний защитников животных. Но все равно зоопарк.

— Так мы подаем протест?

— Нет. Мы не подаем протест. Понимаешь, Камилла, здесь, конечно, меньше свободы, чем в Чистом. Это напрягает, но не особенно сильно. Зато как-то больше смысла. И больше общения. В Чистом местные жители вообще не хотели со мной разговаривать, да и мне было с ними не интересно. Здесь Кастальский руку жмет и готов трепаться. А он образованный человек. Да и мои одногруппники, хоть и не интеллектуальная элита, но и не идиоты. Совершенно нормально общаемся. Бандиты, конечно. Но кое-кого из них я бы даже взял в мое ополчение.

Лицо Камиллы выразило одновременно беспокойство, удивление и осуждение.

— Тессианское ополчение я собирал три года назад для защиты Кратоса, а не для войны против него, я только это имею в виду, — успокоил я.

— А, — вздохнула Камилла. — У тебя нет с ними конфликтов?

— Нет, абсолютно. Все учатся. Так что общие интересы. Я тут поступил сразу на два факультета университета Кириополя, и хотел бы его окончить. Я же знаю себя. На свободе, даже в ссылке, я гарантированно найду занятие поинтереснее, чем получение систематического образования. Для того, чтобы занудно осваивать программу, мне нужно, чтобы надо мной стоял Кастальский и грозил коррекционкой в случае отлынивания. Ну, пусть стоит.

— Может, ты и прав. Значит, не подаем протест.

— Да. И зверя этого будить не хочется. Мы опротестуем императорский указ, и НС пихнет меня в такое место, что я буду жалеть о Сосновом, как о потерянном рае.

— Очень возможно, — кивнула она.

— Камилла, а что такое шестой уровень контроля? — спросил я.

— Имплант предлагали ставить?

— Угу.

— Ставь. Это лучше, чем браслеты. Правда, он не только отслеживает все твои перемещения и уровень гормонов, но и записывает. Все хранится на нем, в Управлении посткоррекционного наблюдения и копии у Ройтмана и Кастальского. Но, если ничего не случится, этот архив никто и не будет поднимать. Ну, может быть, Ройтман посмотрит перед плановым обследованием. Ну и полицейские тебя видят на своих картах: зеленый огонек, если тебе можно находиться в данном месте, красный — если нельзя. С другой стороны, это для тебя защита от чрезмерного рвения некоторых правоохранителей, не верящих в эффективность психокоррекции. Если имплант докладывает, что тебя не было на месте преступления — это железное алиби.