Город убийц
Шрифт:
— То есть курить в общественных местах запрещено, а колоть героин у себя дома — нет?
— Теоретически — да. Но психологическая служба отловит и пригласит на беседу на тему: а оно тебе зачем, и нет ли у тебя депрессии, и понимаешь ли ты риски, и нет ли уже зависимости…
— В случае героина?
— Не только. Но чего-то серьезного.
Эта светская беседа под предполагаемыми дулами лазарников меня положительно забавляла.
— А Адама вы также охраняете?
— Конечно, он же тоже в опасности.
В этот вечер ничего не произошло, и на следующий
И примерно в то же время. Все-таки вечера на Остиуме великолепны.
Кроме роскошных закатов мое затворничество скрашивали совместные обеды в гостиничном ресторане в компании Эли и двух его нимф. Каждый такой обед начинался с обряда проверки всей моей еды неким РЦСовским прибором, напоминавшим инфракрасный термометр. Эли лично водил им над моим обедом, пока тот удовлетворенно не пикал. Эли кивал и провозглашал:
— Можно.
Эта процедура казалась мне забавной, а опасность эфемерной. Ну, поймали одного убийцу, почему собственно должен быть еще?
— Есть оперативная информация, — солидно пояснил Эли.
— Анри, ты устал, — сказала золотая нимфа Лиз. — Ну потерпи еще немного.
— Это почти наверняка оно, — сказала Марго. — Пробирки уже не здесь, и даже не на Мистрали. Мы побоялись их оставлять на обитаемых планетах. Вывезли на Геттерн. Это пятая планета от нашего солнца, холодная и безжизненная, но там есть научная база. Пока эксперименты все подтверждают. Мы с Чонгом ручками с этим не работаем, но информация к нам поступает вся. Твой Ги — гений.
— Злой гений.
— Увы! — она вздохнула. — Но на благо это тоже можно применять. Например, прожигать туннели в объектах, вроде пояса аль-Суфи. Увеличит скорости межзвездных перелетов. Но пока не понятно, как это сделать безопасно.
Я к чему-то заикнулся о прекрасном вечере на балконе в компании Эли и тут же пожалел об этом.
Но это было не то, о чем я подумал.
— О, Господи! — взмахнула ресницами Лиз. — Вы что с ума сошли!
А Марго пригвоздила взглядом Эли так, что сразу стало ясно, кто у них глава семьи.
— Вас пристрелят, — заметила она. — Эли, ты понимаешь, что нарушаешь наши с Лиз права, ты не только себе принадлежишь!
— Мальчишки, — вздохнула Лиз.
— Это совершенно безопасно, — сказал Эли. — Там защитное поле.
— Это я решил, что надо расшатать ситуацию, — взял я вину на себя.
И Марго посмотрела на меня так, словно я уже член семьи. И в этом что-то такое было… В общем приятно, что и темноволосой нимфе я, кажется, не совсем безразличен.
— Я же не мог отпустить Анри одного, — оправдывался Эли.
— Это точно безопасно? — спросила Марго.
— Абсолютно! — сказал Эйлиас. — Бюро в курсе. Все небо мониторят.
— Ну, ладно, — вздохнула Марго, и я понял, что высочайшее разрешение получено.
Глава 25
В этот день закат был еще круче, чем накануне.
Розовые облака тянулись перьями и пухом от карминного солнца по оранжевому небу,
Мы соорудили чай по какому-то особому местному рецепту, и розовым был даже пар над чаем. Пахло травами и фруктами.
Эли настоял, чтобы я сел ближе к балконной двери, которую оставили открытой. Он устроился напротив меня, и я понял, что ему страшно. И что страх его красит: еще бледнее кожа, еще контрастнее на ее фоне черные брови и карие глаза, и черные волосы над высоким лбом.
Я похоже многого не знаю про себя. Подслушав мои мысли, мой тюремный духовник отец Роже обязательно бы заметил, что я давно не был на исповеди. Да, ни разу после освобождения. Чем дальше отдалялась тюрьма, тем ближе мне было научное мировоззрение и идеология гедонистической свободы.
Сколько же Эли лет? Он явно младше меня и, когда не напускает на себя солидность сотрудника Бюро, выглядит совершенно, как юноша. Прекрасный юноша. Я давно заметил, что он красив. Но заметил, просто как факт. Ну, красив. Как китайская ваза. До сих пор сей факт не вызывал во мне никакого эмоционального отклика. Но сегодня что-то изменилось.
Я не поленился залезть в базу налогоплательщиков РЦС. Эли там был и не скрывал информацию. Он младше ровно на десять лет. Ему двадцать восемь.
Что я делал десять лет назад? Ну, собственно сидел в тюрьме. Это был, пожалуй, самый тяжелый период, когда мне дали отсрочку, и психологи насели на меня на полную катушку и мне запороли вены. Хотя, честно говоря, годом ранее, когда я был приговорен и ждал смерти, было еще хуже. Неужели я выглядел таким же мальчиком?
— Эли, давай поменяемся, — сказал я.
— Нет. Кто кого охраняет?
Солнце село, небо на западе стало багровым, бирюза спустилась ниже, а синева с востока поднялась, перекрыв зенит. Небо обрело прозрачность, как цветное стекло: коснись — зазвенит, и звезды вспыхнули, как серебряные мониста.
Никто в нас не стрелял, и мы с Эли немного успокоились и, наконец, принялись за пирог и простывший чай.
— Эли, что еще меняет Сад Гостеприимства?
Он вопросительно посмотрел на меня.
— Адам мне рассказывал, что многие наши ребята, которые решились пройти через Арку, потом радостно влились в большие РЦСовские семьи, хотя до того ни в чем таком не были замечены.
— А, ты об этом… Понимаешь, если твой гетеросексуализм или гомосексуализм есть следствие воспитания, традиций, детских травм, веры или идеологии — то, да, все снесет. Люди должны быть равными, и свобода выбора не должна быть ограничена полом. У нас же секс вообще не связан с размножением. Совсем! Ни пол, ни возраст не играют в этом никакой роли. Да и наличие партнера — тоже. В принципе ты можешь себя клонировать, а если есть не самые лучшие гены, заменить их на гены из базы или попросить у кого-нибудь кровь. Только психологи на это косо смотрят. Могут быть психологические проблемы, общественное же животное. Одиночество чревато депрессией. Посмотрят косо, но не имеют права запретить.