Город в конце времён
Шрифт:
— Да, — скупо кивнула она.
— Почитай нам, ты не против? Время есть, а я давно не слышал этого рассказа.
Она раскрыла книгу и отыскала в ней пассаж, в котором Сангмер описывал свою команду и странствие на борту звездного корабля, которое они совершили по последним извилистым путям пространства и времени.
В окружении неизъяснимых красот шенянских Миров Ожерелья и замечательных образчиков искусства, собранных в прошлом по всем живым галактикам, моя команда испытывала лишь скорбь по увиденному — и тоскливый страх при мысли об обратном путешествии сквозь руины космоса. Чего бы мы ни взяли, кого бы ни везли с собой, — возвращение предстояло непростое.
Пока Полибибл готовился в путь — сбрасывал шенянские «я» и возвращался к исходному облику расы Дев, — я бродил вдоль зернистых границ исполинского бассейна, где шеняне хранили свои открытия. Здесь, мягко сверкая нефритовым блеском под полосчатым сиянием великого кольцевидного солнца, лежали фатумные архивы путешествий этой расы, совершенных в эпоху Яркости, задолго до конца творения; их информация еще в незапамятные времена была необратимо зашифрована, а посему неизвлекаема — но, тем не менее, прекрасна.
Я искал тихого умиротворения — даже одиночество неизмеримо лучше, чем размышление над практически неизбежным забвением в Хаосе.
Команда проводила время в местных храмах — капища поклонения шенянским достижениям были возведены людскими учениками, чьи миры давно уже проглотил Хаос. Шеняне не принимали подношений, не признавали благоговения, не снисходили даже до того, чтобы снести бесполезные для себя здания. Заброшенные, живописные руины взлетали ввысь или погружались в недра по прихоти исполинской псевдопланеты.
Шеняне первыми составили карты пятисот живых галактик, первыми связали древние, оголенные завитки погибающих солнц в кольцевидные ожерелья — они были первыми во многом. Передо мной расстилалось мертвое, глянцевое море исследований и находок, облизывающее берег из шепчущих зерен — насмешка над всеми, кто когда-либо искал вековечную славу.
Обуреваемый горькими думами, я споро разоблачился и окунулся в море векторов, чувствуя, как они обволакивают мои голени подобно желейным кристаллам, прохладным и серебристым, выискивая свет моего порядка — но не в состоянии вкусить от него. Векторные волны отхлынули назад, шепча утраченные слова, что пьянящим дурманом цеплялись за края сознания, словно и сейчас могли рассказать забытые повести. «Меланхолия под стать моей собственной — меланхолия одиночки», — думал я, пока не узрел невысокую девушку, бредущую в мою сторону вдоль берега.
Это попросту невозможно: встретить человекоподобное существо на планете, где из всех людей был только я со своей командой, скромными Ремонтниками — ну и, разумеется, Полибибл из расы Дев.
Внешне девушка напоминала юного Ремонтника, но никто из моей расы не появлялся на свет в таком облике: инкарнационное младенчество и юность не практиковались уже десятки триллионов лет.
Я вышел на берег и припал коленями к границе, желая приласкать крошечные, округлые кусочки знаний, омытые до мягкого зеленоватого сияния. Краешком глаза я наблюдал за приближающейся женщиной-ребенком, беспомощно предчувствуя грядущий, необратимый миг.
Но отступать было некуда.
— Это тебя зовут Пилигрим? — спросило дитя, и голосок ее был едва слышен поверх шороха моря.
— Да, некоторые именуют меня так. Но ответь: кем ты была?
Возможно, она являла призрак векторной истории, явившийся благодаря некоей лепте, дарованной мной сердито сверкающему морю, — например, отшелушившийся кусочек кожи, за годы странствий причудливо украшенный силами, что находились за пределами понимания простого Ремонтника.
— Я не просто была, я до сих пор есть, хотя у меня нет законченного имени. Шеняне завещали меня человеку, которого я зову Отцом. Он собрал меня из частей моря, как вот эти кусочки на берегу, и помог облечь их в тот образ, который ты сейчас видишь.
— Ты человек? — спросил я.
— В основном. Отец объявил меня восходящей к расе Gens Simia по линии Дев.
Впрочем, черты ее не вполне устоялись. В ней просматривалось множество грациозных возможностей, хотя ее не раздражала и не смущала такая сложность.
— Как нам следует представиться друг другу?
— У меня есть шенянское наименование, хотя оно немногим лучше полной безымянности.
— Кто ты еще помимо человека? — спросил я, стараясь тоном смягчить свою дерзость.
— Не знаю. Полибибл уверяет, что во мне содержатся элементы сил, которые некогда помогли скроить творение и увязать его противоречия. Шеняне отыскали их, собрали и поместили в это море, а Отец впоследствии заново открыл их и придал нужный облик. Как удалось ему вместить так много громадных идей в столь небольшую форму, я не знаю. А ты их видишь?
— Не могу сказать, что ясно вижу что-либо или кого-либо.
Она приняла целеустремленный вид — контуры ее заострились, — после чего принялась расти, поднявшись над векторным морем так высоко, что в несколько раз превзошла мой рост.
Я смотрел ввысь, очарованный этой пространственно-метрической наивностью.
— Должно быть, приятно чувствовать себя столь важной, являясь ковчегом славы творения, — пошутил я, щуря глаза на слепящий свет кольцевидного солнца.
— По большей части я вообще ничего не чувствую, — призналась она. — Хотя порой теряю контроль и пытаюсь исправить те или иные вещи, или привнести логику — скорректировать. По достижении зрелости я смогу управлять собой и приму надежный, твердый облик, подобный твоему. Наверное. Твоя форма приятна на вид. Так сказал Полибибл.
— Значит, тебя можно считать вознаграждением? Ты как бы подарок шенянских мастеров их подмастерью из расы Дев?
— Должна признать, что Отец проявляет великую привязанность ко мне. — Она уменьшилась и сейчас была лишь немногим выше меня, даже приобрела чуть больше зрелости. — Мне кажется, он хочет исследовать то, чем я стану.
Она обмакнула мысок ноги в векторное море: вдаль понеслись розово-красные волны, как если бы девушка обладала способностью оживить все, что было некогда утрачено.
— Если я останусь здесь, то шеняне не смогут или не захотят дать мне желаемое. Я превращусь в очередной заброшенный массив памяти, как это море. А затем… все оставшееся погибнет, когда и шеняне склонятся перед Хаосом.
Моя меланхолия улетучилась. Девушка излучала нечто новое, свежее — потенциал восторга, равного которому я никогда не испытывал. Ее визуальная роскошь, несомненно, обладала активными адаптивными свойствами, но кем может она стать для простого Ремонтника?
Она приблизилась и вытянула звездно-яркую руку.
— Полибибл говорит, что капитан корабля должен сам пригласить гостя в обратный вояж на Землю. И еще он говорит, что впереди ждет много опасностей. Решать тебе, Пилигрим.
Древние силы опалили мои глаза и кожу подобно пламени. Идея, которая некогда была сложной для осмысления историей и теорией — потерянная муза, сконденсированная и разбросанная под конец эпохи Яркости, — стояла передо мной, живая и реальная, пусть и полупрозрачная.
— Ты до сих пор напоминаешь бесплотный призрак, — сказал я. — Наверное, для тебя не нужно много места, да и вряд ли ты станешь активно потреблять единицы жизнеобеспечения.
— Я ничего не ем — пока что. Но все еще впереди. Может статься, я съем тебя, Пилигрим. — Сейчас она выглядела очень зрелой; глаза уверенные, глубокие, золотистые. — Может статься, я обрету свое подлинное имя на твоем корабле. Ты поможешь Отцу в его поисках.
К сей минуте я был уже влюблен более чем наполовину.
Уставшая донельзя — мысли путались в вещах, которые она не надеялась постигнуть, — Тиадба окинула взором товарищей. Все выглядели ошарашено, не в силах разобраться в тайнах и словах, находившихся вне границ их скудного опыта. Качнув массивной головой, Патун издал низкий, хрипловатый звук.
— Очень древняя повесть, — заметил он. — Не думаю, что хоть чему-то готов в ней поверить.
— Прочитала, как написано, — обидевшись, буркнула Тиадба.
— Да нет, я же не спорю, — примирительно сказал Патун. — Сколько путепроходцев, столько и историй. Я частенько задумываюсь о том, откуда вообще появились Эйдолоны и каким образом Ишанаксада стала такой, как она есть… а впрочем, существуют и другие повести, и, возможно, я попросту не ведаю всей истины.
— А мне кажется, в этом что-то есть, — смело заявил Нико. — Мы ведь еще будем читать книжки. Посмотрим, изменится ли эта история.
— Не знаю, меняются ли истории вообще, — возразила Тиадба, причем не в первый раз. — Возможно, меняется мое понимание.
— Не пора ли обучить нас старому алфавиту? — намекнул Денборд.
— Да, хорошо бы, — заявили Херца с Фринной к вящему изумлению Тиадбы.
— Ага, держи карман шире, — сказал Махт и широко зевнул.
— Если будет время, — поставил точку Патун. — Доспехи вот-вот закончат обновление.
Нечто вроде дремы — вряд ли это можно назвать сном — овладело Тиадбой впервые за все время после выхода из учебного лагеря. Она не знала, способна ли в этом месте видеть сны или обнаружить в себе некие странные воспоминания. Впрочем, отчего-то ей чудилось, что она находится в большой комнате, заставленной книжными полками, которые раза в два-три превосходили высоту полок на Ярусах. И еще она различила четырех женщин — крупных по ее понятиям, но кто она такая, чтобы выносить подобные суждения? Словом, она была маленькой, а они — рослыми. Женщины находились неподалеку и разговаривали — в их поведении читалась глубокая озабоченность.
Тиадба со всхлипом вышла из транса и, подняв лицо, обнаружила, что Патун снимает элементы доспехов с серебристых ветвей, чтобы собрать новые скафандры. Он крепил отдельные части конечностей к торсу, пользуясь небольшим сферическим инструментом на цветочном пальце. Увлекшись работой, он рассеянно дудел, извлекая последовательность нот, которую Тиадба не рискнула бы назвать мелодией. Заметив, что за ним наблюдают, Патун закончил текущую операцию, подмигнул девушке и коснулся кончика носа. Впрочем, за его внешним фасадом проглядывало беспокойство — если, конечно, допустить, что она научилась читать выражения лиц Высоканов.
Пока остальные пилигримы разглядывали новые облачения, Патун — девушка, кстати сказать, решила, что он был полной копией своего предшественника, если не считать грязной и порванной куртуники, — обходил скафандры, воздевая и опуская руки, отчего доспехи по очереди начинали светиться.
— Они готовы, — объявил он. — Обновленные, более информированные, как и было обещано. Поторопитесь одеться. Времени мало: колея смещается, и мы можем угодить в самую середину.
Разведчики торопливо влезли в костюмы и стали прохаживаться, привыкая к новым впечатлениям. Да, кое-что новое ощущалось — правда, лишь в первые секунды. Скафандр показался Тиадбе чуть тесноватым.
Патун убрал серебристые ветви обратно в ящик, который уменьшился в размере. Высокан повесил его на плечевую перевязь.
— Вам не нужны доспехи? — спросила Тиадба.
Он махнул рукой.
— Моя броня — это заросли. Внимание, они сейчас сколлапсируют, и я исчезну вместе с ними. Отойдите в сторонку. Надеюсь, мы с вами больше не встретимся. В противном случае это будет означать, что мы потерпели неудачу. С этого момента ваши скафандры станут точнее реагировать на обстановку, поскольку их знания и защитные свойства более развиты, но помните, что худшее впереди. Самое главное — верьте, что я реален. Не допускайте мысли, что меня здесь не было.
Спустя мгновение густая крона вспыхнула и пропала, открыв взгляду небесную мешанину с красно-пурпурной аркой огня. Гермошлем Тиадбы самостоятельно поднялся с плеч, замкнулся кругом, и лицевой щиток изменил цвет, окрасив всю сцену оранжевым. Стволы и ветви защитного леса плеснули фиолетовыми языками пламени, слишком яркими для глаз.
Пилигримы стояли на плоской черной равнине. Со всех сторон доносились стоны и проклятия товарищей: их вновь окружал Хаос. На секунду Тиадбе почудилось, что она видит вытянутую, худощавую фигурку Ремонтника, стремительно скользящую прочь в мельтешении белесых конечностей, — Высокана словно окружил нимб из светящихся, вальсирующих ветвей.
— Внимание всей группе, — прозвучала команда умной брони. — Принимаем сигнал маяка.
Раздался звук — устойчивый тоновый импульс, особо сильный в одном-единственном направлении. Тиадба узнала голос доспехов.
Патун.
К ней подошли Денборд с Кхреном, затем остальные. Они встали кружком, спиной к центру. Выяснилось, что пилигримы по отдельности получили способность видеть все то, что доступно взгляду всех — панорамная картинка позволяла лучше оценивать обстановку. Странное ощущение, словно у каждого появилось множество глаз.
— А Высокан действительно исчез? — спросил Махт. — Может, он просто уменьшился и спрятался у кого-то в скафандре?
— Будем надеяться, что все произошло в реальности, — сказал Нико, — и мы не валяемся голыми на черной земле, чтобы стать ужином для монстров.
— Следуйте по лучу маяка, — приказала броня. — Путь неблизкий, двигаться необходимо быстро. Регион опасен. Молчальники всегда охотятся на возможные угрозы для Хаоса.
— Марш! — скомандовала Тиадба, и они последовали за пульсирующим тоном — сначала немного петляя, но затем обрели уверенность и четкость действий и образовали колонну с Тиадбой во главе. Кхрен шел замыкающим.