Город в конце времён
Шрифт:
— Вот, — сообщила она. Ее ладонь, едва заметное бледное пятно, скользнула вдоль длинной щели в непроницаемой гладкости, окружавшей лестницу. — Взгляни сюда и скажи, как тебе кажется, это для лифта?
Сквозь щель он разглядел своего рода рельсы, вертикально проложенные в соседней шахте, более яркой и просторной, чем та, по которой они взбирались. Никаких признаков лифтовой кабины он не заметил.
— Здесь столько всего нового, мы даже не знаем, на что обращать внимание, — донеслись сверху слова Тиадбы. Голос стал заметно тише, дистанция между ними увеличивалась; девушка была гибче, выше, посильнее, чем он…
— Не бросай меня, — позвал Джебрасси, лишь наполовину в шутку.
Время растянулось. У него заболела голова при попытке сообразить, сколько прошло с начала подъема. Затем нахлынуло что-то вроде паники, и он судорожно прижался к лестнице — к окружавшему цилиндру стен — изо всех сил, пока не заныли суставы и больно защемленные участки кожи. Дыхание стало напоминать истерические всхлипы, ему показалось, что он умер, но все еще способен видеть, слышать… чувствовать, как отмирает и гниет его собственная плоть…
— Я на месте! — крикнула Тиадба. — Давай, поторапливайся! Узковато здесь, но места для двоих хватит, если потесниться.
Шаря глазами в поисках света, Джебрасси захлопнул рот и ускорил подъем. Вскоре он выполз в короткий горизонтальный штрек, пробрался чуть вперед, затем через следующий люк, а оттуда в открытую кабинку — закругленную ложу «балкона».
— Аккуратней… места маловато, — предупредила Тиадба.
Он встал впритирку к ней и медленно наклонился над выступающим краем, в сотнях футах над замусоренной и пыльной сценой. В груде обломков виднелся свернувшийся клубком труп. С предельной осторожностью, чтобы не закружилась голова и не потянуло спрыгнуть, Джебрасси взглянул вверх, увидел последние проблески света пробуждения на неботолке, который с этой высоты выглядел и вовсе неубедительно.
Всю свою жизнь они провели среди декораций, подумал он… ради развлечения жестокой и безразличной аудитории.
Глубоко вздохнув, он протиснулся за спину девушки и посмотрел на управляющую консоль с небольшим сиденьем. Над консолью, заподлицо со стеной, был вделан экранчик размером в пару ладоней, а чуть ниже располагалась панель с десятками разноцветных ручек и кнопок.
Над экраном из стены выступали шесть черных стеклянных линз, напоминавших глаза насекомых.
Единственное сиденье перед экраном было рассчитано на человека вдвое меньшего роста. Тиадба, пренебрегая риском свалиться с площадки, присела на бордюрное ограждение. Напарники принялись выжидающе разглядывать серую поверхность экранчика.
— Он тоже не работает, — наконец сказала девушка. — Не с первого раза, но я разобралась, как пользоваться этими черными штуками. Садись поближе, я выведу каталог. Сама я видела только пару сцен, не больше. Мне не хотелось делать все одной, потому что я не уверена, что эти старые воспоминания — записи — можно проигрывать по несколько раз. Два наблюдателя, две пары глаз… более надежны.
Джебрасси выжидательно уставился на сияющие черные линзы.
— Хорошо, я смотрю, — сказал он, пригибаясь над ее плечом. — Только не уверен, что…
Она вскинула руку и пригнула ему голову под нужным углом. Яркие изображения ударили Джебрасси в глаза, и он вздрогнул. Ничего другого он уже не видел. Результат оказался мгновенным и поразительным — картинки проскакивали настолько быстро, что он не мог понять их смысл. Головокружительный, одуряющий эффект.
— Меня сейчас вырвет, — предупредил он.
— Привыкнешь. Не обращай внимания на головную боль, она того стоит. Я и сама пока что учусь смотреть правильно. Если есть соображения насчет всех этих кнопок и ручек, самое время подать голос.
— А вдруг мы случайно сотрем записи?
Тиадба пожала плечами.
— Сомневаюсь, чтобы сюда допускали людей с такими привилегиями.
Джебрасси испытал резкий прилив интереса. Даже идея покинуть Кальпу уступила желанию понять, что он собой представляет, чем является это место. Пока что никто не сумел дать ему ответы, хотя с детства он был уверен, что в древних руинах, в толще стен — даже в таких иллюзиях, как неботолок и фальшивые книжные полки, — таились ключи к разгадке.
Более чем ключи…
Вся их история, полная и убедительная.
Оправдание всему, что он делал.
— А вот эта, кажется, замедляет парад картинок, — пробормотал он, осторожно трогая одну из пипочек. Через пару секунд стало ясно, что ее можно двигать вправо или влево. Тут он вдруг понял, что скорость меняет вовсе не палец, а то, как он сам смотрит на бегущие изображения — переключая внимание. Концентрация, ментальная фокусировка, движения век или подергивания лицевых мускулов. Дисплей управлялся выражением лица, а не руками.
Быстрый поток сцен замедлился до скорости перелистывания. Выяснилось, что каждая картинка содержала в себе очередной парад изображений, но они уже двигались с относительно нормальным темпом — трехмерные репрезентации, почему-то видимые одновременно, одно поверх другого: четкие, плотные и донельзя реальные.
— Ну как, освоился? — спросила Тиадба, притулясь к его плечу.
— Нет еще, — ответил он, хотя вроде бы начинало получаться. — А как делать выбор?
Девушка взялась терпеливо объяснять все, что знала. Сочетание подвешенного чувства иной реальности и голоса Тиадбы действовало гипнотически. Спустя какое-то время Джебрасси понял, что заворожен ее словами, накладывавшимися на панорамы, выводимые на экран — причем, судя по всему, они являли собой лишь образы тех или иных, давно знакомых участков Ярусов.
Ни в одной из передач не было жителей, лишь пустые, обезлюдевшие места. Выглядело это пугающе, словно через глазок наблюдаешь за мертвым городом — или бродишь по Диурнам.
— Тот, кто этим управлял, был меньше размером, — сказала Тиадба и, помолчав, добавила едва слышно: — От оператора явно не требовалось быть много умнее нас с тобой… и он не сильно отличался по своему телосложению. Наверное, они напоминали людей вроде нас, только им разрешалось смотреть все эти вещи и знать, что происходит. А нам — нет. Хотелось бы знать почему.