Город в конце времён
Шрифт:
Даниэль откинулся на спинку стула и зажал обе шкатулки в заведенной назад руке, сместив защитный круг на пару футов от Уитлоу. Сидящая кукла замедлилась и умолкла, пока наконец руку не начало колоть, и Даниэль был вынужден вернуть ящички на место.
Другие типы — партнеры Уитлоу, затерянные в дрожащем сумраке, — никогда не явятся на выручку. Что же касается Моли — кем бы или чем бы он ни был, — от него тоже вряд ли можно ожидать визита.
Глубоко вздохнув и зайдясь кашлем, Даниэль подумал, что любая определенность, пусть и гибельная, была бы лучше, чем эта икающая вечность.
И все же его зонды-щупы — пусть притуплённые, опаленные, травмированные — были до сих пор чувствительны. Даниэль понимал: кое-что еще осталось. Где-то существует убежище. Кабы бы не Уитлоу со своими приспешниками, он, может статься, добрался бы туда как раз вовремя.
Загнан, но не заморожен — тет-а-тет с мстителем, но безоружным… Хотя и способным уморить Даниэля скукой, довести до визжащего безумия угрозами и интригами… словно кислота, капающая на акры обнаженной кожи.
«…пока воспоминания о ваших прошлых похождениях не поблекнут и не окажутся пожраны свежей, презрительной и новой личностью. А ведь Бледноликая Госпожа рассчитывает на…»
Что-то переменилось.
Нервная дрожь пробежала вдоль позвонков — безошибочное свидетельство какого-то события в атмосфере комнаты. Хотя как именно идентифицировать или хотя бы распознать это изменение в нынешнем состоянии, было неясно. И тем не менее. Что-то где-то поддалось. Нечто могучее подергивало поврежденные пряди, потряхивало их, выжимало последние часы хронологии, которые можно было бы к чему-то приспособить.
Так и есть.
Стук в дверь резкой болью отозвался в ушах Даниэля. Он сумел-таки заставить себя встать — и сам этому удивился.
Глаза Уитлоу отреагировали на движение, бледная физиономия перекосилась, словно труп подбодрили электроразрядом, — впрочем, на большее у него сил не хватило.
Даниэль прошаркал по мокрому полу и распахнул дверь. Гром и рев ударили в лицо — горы осыпались ледниками, скалы ударялись о скалы, исполинские тесаки крошили небо.
Миры — истории сталкивались.
На пороге стояла пригнувшаяся, коренастая тень. Спустя мгновение тень выщелкнула себя из какофонии звука и света, усилием воли скользнула внутрь.
— Бр-р, — сказал плотно сбитый мужчина, растопырив локти и хватая воздух короткими, крепкими пальцами. — Я с подмогой. Королева-в-Белом махнула на нас рукой. — Он удрученно взглянул на свой вымокший серый костюм. — Извините за нахальство, но мне кажется, у меня есть кое-что вам полезное. И не сочтите за грубость — вы, собственно, кем будете, черт вас раздери?
ГЛАВА 54
ЗЕЛЕНЫЙ СКЛАД
Участницы литературного кружка удалились на покой в дальний угол, где поставили себе раскладушки, — одеяла и прочее Бидвелл достал из старинного, окованного медью сундука. Керосиновые лампы бросали длинные, танцующие тени на складские стены и потолок.
Прежде чем предаться сну в своих приватных апартаментах, Бидвелл снял с одной из полок одинокий томик. Вдоль корешка шли цифры — то ли номер, то ли год — 1298. Он подмигнул Джеку с Джинни, сунул книгу под мышку и пожелал спокойной ночи.
После чего задвинул за собой скользящую стальную дверь.
На склад опустилась тишина.
Джинни бросила на Джека неловкий взгляд и отправилась к себе в закуток.
После ужина дамы вместе с девушкой помогли Джеку расчистить еще одно место неподалеку и снабдили раскладушкой с комплектом постельного белья. Теперь каждый сидел в своем маленьком закутке, изолированный ото всех, защищенный. Выжидающий.
Он опустился на краешек постели и устало опустил плечи.
По ту сторону книжной горы скрипнула раскладушка-Джинни. До прочих постояльцев достаточно далеко — если говорить тихо, никто ничего не услышит.
— Сказки на ночь? — прошептала она.
— Ясное дело, — ответил он. — Ты первая.
Девушка обошла ящики, подтянула стул и села: колени вместе, голени разведены под углом.
— Мне восемнадцать, — сказала она. — А тебе?
— Двадцать четыре.
— Говорят, мне страшно повезло, но дела по-прежнему идут неважно.
— Это еще неизвестно.
— Я ответила на объявление, как и ты. Позвонила им.
— Господи!
— Кое-что трудно вспомнить, — начала она свою повесть. — Я из Миннеаполиса. Жила в доме, полном артистов или вроде того. Все играли на музыкальных инструментах, работали диджеями… Питались вскладчину, подрабатывали кто как мог. Говорили, что я приношу им удачу, потому как заказы шли один за другим — большие гиги, юбилеи, «черные» джем-сейшены.
— Это хорошо? — спросил Джек.
Она кивнула.
— Да, мне очень нравилось. Мы были свободны, питались черт знает чем, и мне казалось…
Девушка бросила взгляд на Джека.
— Не понимаю, чего тут хорошего, — признался он. — Но все равно, продолжай. Разберусь по ходу дела.
— А однажды… Я вдруг поняла, что друзья меня забывают. Сначала я решила, что дело в наркотиках. — Голос девушки отвердел, лицо приобрело каменные черты. — Скажем, мы могли устроиться в заброшенном доме, болтать про музыку, кино и сериалы, в общем, проводить время. И каждую неделю они вели себя так, будто встретили меня впервые. Ничего обо мне не помнили. Порой от этого было так больно, что я убегала, но мне не нравилось быть одной. Я задалась вопросом, что произойдет, если я сама себя забуду. Я ведь много рисовала…
Джек поморщился: в ее голосе прорезались колючие нотки.
— Они все нюхали или глотали «X» — экстази. Я пробовала несколько раз — ребята считали, что если ты не сидишь на «X», то с тобой кончено, ты не способен на настоящие отношения. «Колеса» делали меня такой счастливой, любвеобильной… Кому угодно я могла отдать все, что попросят, в голове искорки любви зажигались одна за другой. Скажем, кто-то входил ко мне в комнату, и меня просто переполнял любовный сок, я была так благодарна… Раздавала себя кому угодно… И все равно не помогало: меня по-прежнему забывали.